уже извиниться за беспокойство и попрощаться, но Мозели опередил его неожиданным вопросом:
– Маяк работает?
Вся техника экспедиции была снабжена маяками, в штатном режиме постоянно передающими сигнал о собственном местоположении. Хидео машинально проверил мигающую под потолком лампочку.
– Да…
– Отлично.
Что было «отлично», Хидео не понял, но спрашивать уже не было сил. Силы, те, что ещё оставались, уходили на то, чтобы не заорать. Хотя перед кем ему тут держать лицо? Он отключил связь и во время очередного пика очередной волны боли по-звериному завыл. Легче не стало, зато из каких-то глубин сознания внезапно вылез стыд, требующий даже перед лицом смерти помнить про то, что он человек, и вести себя соответствующе. Что ж, придётся соответствовать.
В минуты относительного облегчения, случающиеся всё реже, Хидео пытался прикинуть свои шансы снова увидеть если не Мельхиору, то хотя бы здешний рассвет. По всему, они выходили не очень: если ему повезёт дождаться окончания магнитной бури и сохранить рассудок, вероятность того, что его найдут и откопают в песчаном море, которым скоро станет эта котловина, пока не кончится вода или воздух в скафандре, не сильно отличается от нуля. А потом боль перестала давать передышки, и ему стало почти всё равно.
Неожиданно шум ветра словно бы стал громче, потом вездеход слегка покачнулся, и следом снова стало тише, а скрючившегося на руле Хидео кто-то бесцеремонно откинул на спинку кресла. Мельхиорец попробовал сфокусировать взгляд на госте, получалось плохо, а потом размытая картинка неожиданно обрела чёткость.
– А, это вы, – пробормотал Хидео, пытаясь понять, он уже сошёл с ума от боли, или это ему ещё только предстоит, а пока нужно удовольствоваться галлюцинацией. Очень реалистичной, кстати.
– Я, я, – ответил Мозели, убирая шприц в свой неизменный ящик с лекарствами.
– Быстро вы добрались, – сказал Хидео, всё ещё не до конца веря в происходящее. В пользу бреда говорила и слегка подрагивающая под порывами ветра «Стрекоза» за окном. Кем нужно быть, чтобы отправиться в такую погоду за тридевять земель на таком самолётике? Избалованным сынком богатого папеньки?!
– Ветер был попутный, – развивать тему врач не стал, вместо этого протянул Хидео ещё один шприц. – Вот тебе на обратную дорогу, положи от греха подальше в карман, и в ближайшие сутки к нему не прикасайся, а то и правда посажу на больничный.
– Понял, – проворчал мельхиорец, убирая шприц.
– Если понял, то мне пора, – Мозели взялся за ручку двери. – Вездеход из ямы сам вытащишь?
– Куда денусь. А, может, не надо? Там чёрт знает что творится.
– Что не надо? Вытаскивать? – удивился врач.
– Нет, лететь.
– «Стрекозу» жалко, – честно ответил Мозели. – К тому же она не моя, я как угнал её у Фа, всё руки не дошли вернуть. Маякни, как доедешь, – и врач спрыгнул на песок.
– Вы тоже, – сказал Хидео в закрывающуюся дверь.
Вездеход вылез из ямы неожиданно легко, стоило всего лишь чуть отъехать назад. Когда Хидео выровнял машину, над ним пролетела, разворачиваясь, «Стрекоза».
– Давайте вы долетите, доктор, – пробормотал Хидео едва слышно. – А то Арина расстроится.
Доктор Арину не расстроил, по всей форме доложив мельхиорцу о своём прибытии на базу как раз тогда, когда Хидео увидел с очередного перевала освещённый купол, где пока ещё хозяйничал Фред Шафран.
– Правила существуют, чтобы сделать жизнь более понятной, а вовсе не для того, чтобы их нарушать, – сказал вслух Мигель, сворачивая досье. То, что в настоящий момент собеседника у него не было, ещё не было поводом не поделиться вертящейся в голове мыслью. Придуманное им много лет назад для самого себя правило не читать досье на тех, с кем он работает, помогало справиться с соблазном «посмотреть одним глазком», а в итоге строить отношения с точки зрения сверхсущества, которому ведомы прошлое, настоящее и, наверное, будущее.
А вот в случае Глории позиция сверхсущества оказалась необходимой. Мигель чувствовал себя ответственным за две жизни, пока ещё связанные воедино, и его беспокоило, что он не видел этой ответственности в самой молодой женщине. Нет, она не пыталась покончить с собой или привести жизнь внутри неё к гибели, она исправно приходила к нему на обследования и выполняла все назначения, но и чувства радостного ожидания или хотя бы любопытства перед грядущими переменами у неё заметно не было. Создавалось впечатление, что вчерашняя новость об открытии рекордного месторождения никелевых руд и то взволновала её больше, чем вчерашняя же новость, какого цвета ползунки ей вскоре понадобятся.
В поисках подсказки, где искать ключ к этому айсбергу в женском обличье, Мигель в первый раз обратился к защищённой отцовским паролем части своего архива. Файл на Глорию Келл оказался коротким и, действительно, делающим многое в ней понятнее. Глория родилась и выросла в семье, обтекаемо выражаясь, «невысокого социального уровня», а именно обитателей кварталов, живущих на государственные пособия. В высокотехнологичных обществах это была давняя проблема: автоматизация производств сняла потребность в массовой рабочей силе, а оставшимся без заработка людям было проще платить достаточное для среднего уровня жизни пособие, чем разбираться с последствиями выхода их на криминальный «рынок труда». В итоге получалось неприхотливо-комфортное социальное «болото», где целые поколения только и делали, что ничего не делали, даже не пытаясь из него выбраться.
Но Глория поставила себе цель его покинуть. Престижный университет, сразу две именные стипендии, диплом с отличием, блестящие рекомендации и быстрый старт карьеры. Причем фронт для себя она выбрала непростой, наверняка с такими способностями она могла бы найти и более спокойное место. Ещё в университете она вышла замуж за однокурсника, и ему волей-неволей пришлось тянуться в стремлении вверх за ней. Чтобы не толкаться друг с другом локтями, он выбрал другое подразделение той же компании и был там на хорошем счету. Последняя запись гласила: «Погиб в результате несчастного случая. Подробности уточняются». Мигель хмыкнул: подробности отец наверняка уже уточнил, но ему самому их светит узнать, если возникнет такое желание, только по возвращении из экспедиции.
Что ж, по крайней мере ответ на вопрос, почему Глория держит себя с окружающими так, словно они ей как минимум задолжали и отказались возвращать деньги, Мигель для себя нашёл. Он встречал такое у «сделавших себя» выходцев из низов общества, и дело было в банальной неуверенности в себе. Они подспудно ждали, что им укажут на
