Андрей Ливадный - Резервный космодром

— Обязательно побеседую с ним, — пообещал Вадим, хотя еще пять минут назад у него вызывало серьезное сомнение: захочет ли он вторично появиться тут, подставляясь под колючие взгляды и непонятно-резкие реплики Инги.

Чтобы не обижать хозяйку и не оставлять ее в стороне от завязавшегося разговора, Рощин решил перейти на нейтральную тему:

— Инга, а вы давно работаете тут?

— Нет. Всего пару месяцев. Так что рассказать что-либо по-настоящему интересное, не смогу. Я только начинаю входить в курс дел.

— А вас, конечно, интересуют раскопки, Вадим? — Спросил Илья Степанович.

— Естественно. Я ведь только вчера прибыл на Алексию. Хотелось бы побольше узнать о планете. И вообще — тайны древних, исчезнувших цивилизаций — это ведь так интересно.

— Интересно и сложно. — Откинувшись в кресле, заметил Макрушин.

— Наверное, тут расположено древнее поселение инсектов? Или неизвестный ранее город логриан? — Осторожно предположил Рощин.

— А вот и нет. — Неожиданно вступила в их диалог Инга. — Вы, Вадим, зря считаете инсектов, логриан, харамминов древними расами космоса. Им всего-то по пять-шесть миллионов лет, а города, обнаруженные на Алексии, датируются восемнадцатым миллионом лет до нашей эры. Так что известные нам «братья по разуму» — младенцы по сравнению с загадочными строителями городов Алексии.

— Почему же погибла их цивилизация? — удивленно поинтересовался Рощин. — Должно быть, они достигли величайших высот в развитии техники…

— Цивилизации гибнут или вырождаются по разным причинам. — Произнес Илья Степанович. — Вадим, а что вы подразумеваете под термином «цивилизация»? — Неожиданно спросил он. — Сумму морально-этических ценностей? Технологий? Или определенную территорию, населенную существами одного вида?

— По-моему, вы упрощаете. — Ответил Рощин.

— Ну, насчет территории, согласен. А в остальном?

Вадим поневоле задумался, Инга тоже.

— Думаю все же цивилизация — это история, непрерывность развития общества, общность поколений, движение вперед. Вы задали сложный вопрос, ответить на него несколькими фразами невозможно.

— Ой ли? — Хитровато усмехнулся Макрушин. — А мне молодые люди, все больше кажется, что сам термин «цивилизация» понятие скорее условное, философское. Давайте смотреть на вещи и явления здраво. Есть сотни планетных цивилизаций, которые мы называем Человечеством. И у каждой, — заметьте — у каждой свои этические нормы. Нас объединяет единая информационная сеть, да еще — унифицированные технические достижения, а в остальном люди, как были индивидами, так и остались. В моральном плане мы каждый сам себе — цивилизация. Вот представьте себе стеклянный сосуд с песком. Пока он цел — все в порядке, но ударь его о камень, подставь под порыв ветра и каждая песчинка устремиться своим путем. Так и мы, — пока народы Земли оставались скованы существованием в рамках одной планеты, еще можно было говорить о цивилизации, об общих ценностях, но стоило подуть ветру Экспансии, как первый же колониальный транспорт вдребезги разбил тот самый пресловутый стеклянный сосуд.

— Дедушка у меня любит философствовать. — Заметила Инга.

— А я не против. — Вадим редко размышлял на подобные темы, и сейчас, хоть и не чувствовал себя абсолютно готовым к дискуссии, все же не собирался уходить от обсуждения.

— Я считаю, что цивилизация людей в ее чистом виде перестала существовать с того самого момента, как уровень роботизации позволил каждому из нас стать настоящим индивидом, не зависеть от результатов коллективного труда. — Подвел некий итог высказанным вслух мыслям Илья Степанович.

— Спорное утверждение. Создание новых кибернетических комплексов по-прежнему требует усилий многих специалистов, работающих в коллективе. — Ответил Рощин. — Да и освоение колоний в одиночку не по силам и одному человеку, пусть даже у него будет нужное количество техники. Мы все еще зависим друг от друга, нас объединяют не только материальные ценности и технические достижения, но и чувства, которые в основе своей остаются неизменны на протяжении тысячелетий. Вот мы с вами представители разных планетных цивилизаций сидим за одним столом, беседуем и не чувствуем себя инопланетянами по отношению друг к другу, верно?

— Хорошо, что Инга осторожно водит машину. — Беззлобно усмехнулся Илья Степанович. — Вы приятный и умный собеседник, Вадим. И все же я настаиваю, что, может быть, ошибаясь в частностях, прав в одном — мы индивиды по своей внутренней сути, существа отнюдь не коллективные. Да, на протяжении тысячелетий мы являлись заложниками коллективного труда, но теперь, что нам мешает стать по-настоящему свободными, что нас сковывает?

— Одиночество. — Вдруг тихо произнесла Инга. — Страх одиночества, неспособность быть счастливым в окружении пустоты, потребность общаться, любить, ненавидеть, сохранять все человеческое, что заложено в нас природой. Удовлетворение от одиночества, наверное, испытывает машина, и то лишенная полноценного самосознания.

На этот раз Илья Степанович не нашелся, что ответить.

В разговоре неожиданно наступила пауза, которую нарушил своим появлением Иван.

Андроид появился из тьмы, подсел к столу. Вадим сразу обратил внимание на странный предмет в руках человекоподобной машины.

— Что это?

— Гитара. — Ответил дройд. — Очень древний музыкальный инструмент. Я сохранил его в память о моем первом хозяине.

— Споешь что-нибудь? — Не отрывая взгляда от мятущихся над углями красноватых теней, попросила Инга.

— С удовольствием.

Пальцы Ивана некоторое время касались струн, словно он прислушивался к звукам, затем в ночном воздухе поплыл мягкий и одновременно — тревожный перебор:

Голос Ивана звучал необыкновенно сильно, одухотворенно, в эти минуты андроид, так разительно похожий на человека, пробуждал в душе что-то древнее, давно утраченное или позабытое, но воспрявшее на зов перебора гитарных струн:

Ладонь андроида мягко коснулась струн, и звук прощального аккорда внезапно оборвался.