Андрей Ливадный - Первая Галактическая (сборник)

Только автоматика оказалась способной в такой ситуации к принятию здравых и взвешенных решений. Ее не волновал факт нечеловеческого происхождения конструкции — кибернетические системы «Нибелунгов» были озабочены лишь проблемой проникновения за эту стену, где существовала реальная возможность посадить транспорты внутри этой чудовищной оболочки, выстроенной, как справедливо предположили бортовые компьютеры, вокруг источника тепловой энергии — то есть вокруг звезды.

Экстраполяция данного факта привела к поиску, который спустя несколько часов увенчался неожиданным успехом: в материале оболочки была обнаружена огромная дыра, сквозь которую в черноту космоса пробивался неяркий тускло–красный свет.

Зрелище было настолько поразительным, что люди вряд ли сохранили бы хладнокровие, глядя, как в поле зрения видеокамер внезапно вплыла эта сочащаяся красноватым сиянием рваная рана, поперечник которой составлял несколько сот километров.

Автоматические системы «Нибелунгов» отреагировали на появление бреши самым практичным и непосредственным образом — все пять кораблей одновременно включили маршевые двигатели, озарившись ровным сиянием истекающих плазменных факелов.

У бортовых компьютеров наконец появилась конкретная цель.

Уравняв свою скорость со скоростью вращения Сферы Дайсона, они заставили корабли «зависнуть» над провалом, заняв таким образом точки геостационарной орбиты, а затем, осторожно отрабатывая струйными рулями ориентации, пять кораблей один за другим начали медленно погружаться в тускло–красное сияние, истекающее из бреши»

***

Все пространство вокруг безобразной многокилометровой пробоины было покрыто коростой голубоватого льда.

У стороннего наблюдателя могло бы создаться впечатление, что пять десантных кораблей появились во внутреннем пространстве Сферы, «всплыв» из–под земли — огромный, наполненный чернотой провал исторг их, выпустив под свет умирающего красного солнца.

Мир, разверзшийся над «Нибелунгами», поражал своей необычностью. Горошина тускло–красной звезды сияла в зените, твердь, которая более не проносилась мимо, казалась густо смазанной краской, составленной из двух, причудливо перемешанных между собой тонов: голубой лед мерцал, скрадывая рельеф, по нему тянулись многокилометровые красно–коричневые, змеящиеся блики, горизонт застилали плотные туманные испарения, но в районе бреши воздух отсутствовал напрочь, отчего горошина застывшей в зените звезды казалась нестерпимо яркой.

Топливо в двигательных установках штурмовых модулей фактически закончилось. Его хватило лишь на маневр сближения с краем чудовищной бреши и мягкую посадку в трех десятках километраж от ее изломанного периметра.

Двигатели «Нибелунгов» плавили лед, который испарялся, извергаясь многокилометровыми гейзерами, и тут же застывал под воздействием космического холода, проникающего через брешь, а затем разлетался по сторонам, неторопливо кружа огромными хлопьями голубоватого кислородного снега.

Впереди, из туманной дымки постепенно уплотняющейся атмосферы, вырастали едва различимые пики горных вершин, до которых по самым скромным подсчетам оставалось километров шестьсот, не меньше.

«Нибелунги» успешно соприкоснулись с твердой внутренней стороной оболочки Сферы и застыли.

Миссия их кибернетических систем была выполнена.

До окончательного пробуждения экипажей оставалось еще несколько часов.

Кислородный снег, образованный процессами таяния льда и быстрой кристаллизации газа, по–прежнему опускался, медленно кружа в стылой тишине вакуума. Часть снежинок таяла на теплой броне штурмовых модулей, часть оседала на обнаженной пламенем реактивных двигателей внутренней стороне оболочки Сферы, и лишь маленькая толика внезапного снегопада уносилась в дыру, чтобы навек кануть в пучинах пространства…

***

Сергей Патрушев очнулся от ледяного сна одним из первых.

Сумрак крионического отсека в первый момент после возвращения сознания показался ему ослепительным.

Невнятно выругавшись, он напрягся, но мускулы не хотели слушать приказов рассудка, в груди застрял ледяной холод, во рту разлился железистый привкус, а руки мелко и бессильно дрожали, когда он попытался уцепиться ими за борта своей криогенной камеры.

Блин… Что за ерунда, на самом–то деле?..

Ощущать себя беспомощным было не только неприятно, но и страшно. Память, вернувшаяся вместе с сознанием, поначалу нечеткая и обрывочная, теперь приобрела ясность, и он тут же вспомнил, как и почему оказался погружен в низкотемпературный сон на борту штурмового транспорта «Нибелунг».

Ну, сейчас будет крику…

Мысль Сергея имела под собой вполне конкретную почву. Командир механизированного взвода — лейтенант Элен Райт, по мнению Патрушева была еще та стервоза — орать на подчиненных она не только любила, но и умела, возводя свои окрики–распоряжения в ранг некоего искусства изощренных оскорблений.

«С мужиками ей не везло в прошлой жизни…» — так мрачно подытожил анамнез лейтенанта капрал Джон Фримен. Сергей полагал, что Джон недалек от истины. «В прошлой жизни» означало «до войны», на гражданке, и если разбираться беспристрастно, то не везло им всем, одним больше, другим меньше, — иначе не оказались бы тут, в гробах–холодильниках, замороженные во славу дядюшки Хаммера [16]и каких–то там колониальных интересов…

На самом деле интерес у всех был один — свалить куда–нибудь подальше от совершенно беспросветной жизни на перенаселенной и изгаженной Земле, где не просто яблоку негде было упасть… ситуация к началу войны там была гораздо хуже, чем рисовала официальная статистика.

Эти обрывочные мысли–воспоминания скользили по периферии сознания Сергея, пока он, постанывая от болезненных усилий, выбирался из криогенной камеры.

В отсеке горел тусклый аварийный свет. Все признаки нештатной ситуации были, как говорится, налицо: большинство терминалов цвело погребальным узором красных и желтых огней, система регенерации воздуха не работала, колпаки половины камер низкотемпературного сна так и не открылись, и под ними клубился молочный мрак, омывая навек уснувшие тела.

Лейтенант Райт стояла, согнувшись пополам, и ее била тяжкая конвульсивная судорога. Темная пасть утилизатора отходов разверзлась под ней, принимая судорожные стоны некорректно пробужденного человека.

«Подбили?» — метнулась в голове Сергея первая паническая мысль, но, упершись ладонью в переборку, он не ощутил никаких вибраций, да и гравитация не скакала как заблагорассудится — значит, «Нибелунг» не падал и не маневрировал.