— Я удалил из рубки Байера и ещё двух потерявших сознание, закрыл и запер люк в рубку, включил прогрев двигателей. Мы стартуем через несколько минут.
Обычно в машинном отделении никого не было, поэтому здесь отсутствовали экраны. Мы слышали, как нарастает грохот фотонных двигателей, потом ощутили лёгкий толчок. ЭУР2002 оторвался от грунта.
Я уловил испуганный взгляд Жаклин.
— Я знаю, что я надменная упрямица, — сказала вдруг она, очень удивив меня, — но это из чистого страха, что другие заметят, что я… что я… — она не закончила фразу, но мне было известно, что она хотела сказать. — Теперь, — продолжила она, — мне хочется приложить все усилия, чтобы все пошло хорошо.
Я кивнул ей, понимая, что сейчас страх и снобистское жеманство больше не были нужны ей. Не так уж много человеческих знаний надо было иметь, чтобы понять, что происходило между командиром и врачом. Они прилагали все усилия, чтобы скрыть это не только от себя, но и от остальных, но обмануть кого-либо на самом деле вряд ли смогли.
— Все будет хорошо, Жаклин, — сказал я ей. — В рубке управления находится отнюдь не идиот.
Ей ещё раз показалось, что старый тупица хочет пойти на прорыв. Когда я назвал её по имени, глаза девушки сердито блеснули, но потом лицо её расслабилось и она улыбнулась, как бы давая вонять, что наш главный врач уже в полном порядке.
Но для ЭУР2002 началась самая необычная часть полёта, наполненная приключениями.
* * *
Теперь отношения больше не были такими ясными и безоблачными, как прежде. На борту корабля находились частички субстанции тумана, проникшие в корабль на поверхности и принесённые в шлемах скафандров. Я предполагал, что концентрация субстанции вполне достаточна, чтобы информировать центр тумана о наших мыслях, и, напротив, считал в высшей степени невероятным, что туман может влиять на наше мышление. Итак, нужно было, как и прежде, соблюдать величайшую осторожность. Дневные мечтания и свободный ход мыслей были недопустимы, так как могли выдать туману наши истинные намерения. Соблюдение мер предосторожности, разумеется, касалось только Жаклин, Вишера и меня, кто был связан с туманом, остальные же члены экипажа могли думать, о чем хотели. Великий Мастер уже давно знал, что они рассматривают его как врага.
Мы с Жаклин не заметили беспокойства, которое должно было подняться на палубах и в коридорах корабля. Мужчины и женщины, приходя в себя, отправлялись в свои каюты и другие помещения, обнаруживали, что система охлаждения за это время преодолела убийственную жару, и в первый раз узнавали, что ЭУР2002 находится в открытом пространстве. Они видели на экранах свободно парящий шар планеты, которую мы только что покинули.
Вишер продолжал вести корабль, пока, по его оценке, все не пришли в себя. На экранах интеркома рубки управления он видел все общественные и технические помещения корабля.
По всеобщей связи он проинформировал экипаж:
— Я снова беру на себя командование кораблём. Мы будем действовать по плану, разработанному мной, первым офицером Барлеттой и главным врачом Ромадье. Прошу сообщить, соблюдается ли спокойствие, так как мы находимся в критической фазе нашего мероприятия. В случае необходимости я вправе принять жёсткие меры для подавления бунта на корабле.
Это были жестокие слова, однако я ни секунды не сомневался — и Вишер тоже не страдал наивным оптимизмом, — что такие люди, как Байер, будут подкладывать нам свинью за свиньёй, так как были слишком опытны, чтобы устраивать открытое восстание. Они будут планировать, разрабатывать тактику и искать пути и средства, чтобы доставить нам трудности.
* * *
Через десять часов после старта на борту погас свет. Всеобщее оповещение и интерком отключились. Было нетрудно понять, что произошло. Байер со своими людьми захватил силовую установку и произвёл на ней соответствующие переключения.
Однако он мало чего достиг этим. В каждом помещении корабля находился аварийный источник питания от батарей, и уже через секунду после того, как в агрегатном отсеке погас свет, вспыхнули лампы аварийного освещения. Мы попадём в бедственное положение тогда, когда истощится заряд батарей, но до этого в Тибре утечёт много воды. Я рассчитывал на то, что интеркомсвязь с рубкой управления, а значит и с Вишером, вскоре будет восстановлена, но, к сожалению, ошибся. Байер, вероятно, позаботился, чтобы коммуникационная связь была отрезана. Нельзя было надеяться, что третий пилот ограничится отключением тока, иначе вся эта акция не имела бы никакого смысла, а Байер не тот человек, который делает что-то бессмысленное.
Мы ждали.
Отсутствие связи с Вишером действовало нам на нервы. В любое мгновение я ожидал вторжения Байера, хотя понимал, что время теперь было на нашей стороне. Если в скором времени он не предпримет что-нибудь, времени нам хватит. Не то, чтобы я знал, какова наша настоящая цель, потому что Вишер, по вполне понятным причинам, не распространялся об этом, но был уверен, что она находится где-то в области центра тумана, иначе какая цель могла быть у нашей акции? Я также не имел никакого представления о том, что хочет предпринять Вишер, достигнув цели, но мог себе представить, что, если это удастся, нам нечего больше будет бояться тумана.
Кто-то попытался открыть одну из двух дверей. Я ударил рукояткой пистолета по внутренней поверхности двери, чтобы показать, что мы начеку.
Но Байер придумал новый трюк. Он восстановил проводку системы оповещения, по крайней мере, ведущую в агрегатный отсек, что мы заметили только тогда, когда из динамиков внезапно раздался его громыхающий голос:
— Барлетта, сдавайтесь, если у вас сохранились хотя бы остатки чувства долга!
— Не говорите мне о чувстве долга, — сердито ответил я. — Вы же слышали Вишера. Вы…
— Мы даём вам десять минут, — прервал он меня, словно вообще не слышал. — За это время вы должны открыть дверь агрегатного отсека и впустить нас, иначе все помещение по моему приказу будет разнесено на кусочки.
Я хотел было возразить ему во второй раз, но Жаклин успокаивающе положила свою руку на мою. В динамике щёлкнуло. Байер отключился.
— Это была симплекс-связь, — сказала она. — Он вас не слышал.
— Почему симплекс? — спросил я удивлённо. — Его что, не интересует мой ответ?
— Вероятно, он не совсем уверен в своих людях, — предположила Жаклин. — Мы можем сказать что-нибудь, что заставит их задуматься. Он помнит о том, как вы и я опровергли его, когда Вишер делал свой доклад.
Это было вполне возможно, но нам нечего было ломать над этим голову. Байер дал нам десять минут. Его угроза, что он разнесёт агрегатный отсек на куски, показалась нам в высшей степени несерьёзной. С таким же успехом он мог пустить себе пулю в лоб. При взрыве фотонного двигателя никто не уцелеет. Но он намеревался что-то предпринять. Я чувствовал себя покинутым и беспомощным. Вишер должен быть здесь. Он, вероятно, смог бы определить, что планирует Байер. Цель, которую преследовал третий пилот, была мне ясна. Если он захватит агрегатный отсек, то сможет устроить здесь временную рубку управления, а потом, захватив линии командной связи, ведущие в централь, будет в состоянии отсюда управлять кораблём. Но каким образом он намеревается выгнать отсюда Жаклин и меня? Медленно тянулись минуты.
