«Убийственный восторг и сон, что жжет дотла», – так назвал Чижевский этот наркотик за секунду до того, как собственная наркомания ввела его в огромный и бесконечный сон смерти. Этот наркотик был главной чумой эпохи и касался жизни почти каждого человека. Он унес больше жизней, чем Улантская война.
Звездная пыль была мечтой торговца. Привыкание возникало немедленно. Один приход – и клиент на мертвом крючке. Наркоман не мог сократить дозу. Тем более не мог бросить. Не мог заменить пыль каким-нибудь менее страшным наркотиком.
Для небогатого жителя внутреннего мира наркомания кончалась плохо: самоубийством, гибелью при попытке раздобыть денег на очередную дозу или смертью в постоянной схватке между наркоманами, у которых есть, и наркоманами, у которых нет. А часто конец приходил медленно, мучительно, с дикими криками в больничных палатах, где персонал ничего не мог сделать, только смотреть и защищать мир, держа наркомана под замком и пытаясь одеть свое сердце каменной броней.
Мерзкие стороны звездно-пылевой наркомании абсолютно не трогали совести сангарийцев. У них был продукт, который надо продавать, и стеллары, которые нужно пускать в оборот.
Они не были жестоки по природе. Просто они в людях видели только скотов, которых надлежит использовать. Разве скотовод, мясник и покупатель жестоки к говядине? Сангарийцы ставили своих клиентов все же выше скота – скорее рассматривали их как европейцы эпохи возрождения – африканских негров. Полуразумные обезьяны.
Бен-Раби думал о своем напарнике, лежа на койке и глядя в потолок. Маус утверждал, что все его задания были направлены против сангарийцев. До сих пор так и было, и Маус преследовал их с яростным усердием, с жестокими мелкими действиями – такими, как инъекция детям Марии. Но что он делал здесь, сейчас, работая против звездоловов? Это не просчитывалось.
Слушая сообщения о рейде фон Драхова, Маус взмывал душой в облака, будто и сам был наркоманом.
Сангарийцы были демонами эры Конфедерации. Они с легкостью выдавали себя за людей. Их Метрополия, родная планета, была где-то вне Рукава. Ходили слухи, что они могут размножаться лишь под своим родным солнцем. Сангарийцы почти ничего не производили. Они предпочитали пиратские рейды, торговлю наркотиками, рабами и оружием.
Конфедерация их не выносила. Их главной жертвой был человек. Другие расы считали их всего лишь докучной помехой.
Кто-то тихо постучался в его каюту.
– Войдите! – ответил он. – А, Маус. Я так и думал, что это ты.
Это была их первая встреча с Маусом после допроса у Киндервоорта.
– Весть разошлась, – сообщил Маус. – Все уже знают, что мы злобные, коварные, плохие, порочные, мерзкие, грубые, невоспитанные и несимпатичные шпионы. – Он засмеялся.
– Вести разнесла сангарийка, как я понимаю?
– Может быть. А не хочешь выйти и посмотреть, что творится? Можно позабавиться. Черт побери, можно подумать, что мы редки, как динозавры, и воняем, как скунсы.
– А мы не воняем? В моральном смысле?
– Ах, Мойше! Да что это с тобой сталось в последнее время? Эх ты! Надо бы тебе увидеть, как наши конкуренты хихикают в рукав. Но последними будем смеяться мы. Они уже тоже на пути туда же. Ребята Киндервоорта отловили сегодня утром несколько лазутчиков корпораций – точно так же, как поймали нас. Они знали, где искать. Похоже на то, что они знали всех, кроме Штрехльшвайтер.
– Маус, у них есть крот на Луне-Командной. И глубоко.
– Это именно то, что я решил. Единственный ответ на все вопросы. Мойше, надо бы тебе видеть поведение этих ребятишек. Будто они на сто голов выше нас. Бедняжки невинные. Знаешь эту Уильяме? Я ее шокировал до чертиков. Спросил, какова ее цена. Она не поняла. Это истинная невинность.
– Ах, молодость! Маус, где наша невинность и идеализм? Помнишь, как было в Академии? Мы собирались спасать вселенную!
– Кто-то нашел нам цену. – Маус помрачнел и плюхнулся на соседнюю койку. – Нет, это не совсем правда. Мы же именно это и делаем. Просто средства для этой работы оказались не те, что мы думали. Мы не понимали, что все, что получаешь, на что-то вымениваешь, и всегда, когда мы меняем порядок вещей на тот, который, по-нашему, должен быть, мы делаем это за чей-то чужой счет… Черт, ты и меня в это втравил!
– Во что?
– Заставил думать. Мойше, что с тобой сталось? Ты всегда был парень задумчивый, но таким я тебя никогда не видел. С самого старта с Карсона…
Внутренняя оборона бен-Раби сыграла «в ружье». Он не мог позволить себе открыться. По двум причинам: во-первых, этого вообще нельзя сейчас делать, и во-вторых – потому что сам точно не знал, что с ним происходит. И он скрыл стены Festung Selbst[2] за дымовой завесой полуправды.
– Просто я расстроен. Может, потому что накрылся мой отпуск. Может быть, из-за матери… У меня был полный мешок вещей, которые я хотел отвезти домой. Марки и монеты, которые я нашел в Корпоративной Зоне. Кое-что я привез и со Сломанных Крыльев. Резьба по кости с Трегоргарта, и бабочки с Новой Земли, которые в другом месте стоили бы состояния…
– Темнишь, мой друг. Темнишь. – Маус остро смотрел на него из-под опущенных бровей. – Я тебя не так плохо знаю, Мойше бен-Раби. И знаю, когда тебя что-то на самом деле достало до печенок. Ты лучше что-нибудь с этим сделай, а то, если будешь держать это в себе, оно сгрызет тебя заживо.
В одном Маус был прав. Они хорошо узнали друг друга. Слишком хорошо. Маус теперь видел его насквозь и хотел помочь.
– Может быть. Когда у тебя следующий шахматный турнир? Приду проиграть пару партий.
Маус поморщился. Он умел распознать дымовую завесу.
Черт, чуть не сорвался!
Маус кинул взгляд на «Иерусалим», над которым работал бен-Раби.
– Ладно, Мойше, я не хотел лезть тебе в душу. – Он встал. – Не знаю, будут ли у нас еще турниры. Киндервоорт говорил, что мы придем к «Даниону» где-то сегодня вечером. Потому-то я и зашел. Думал, тебе будет интересно знать.
Бен-Раби просиял.
– Вот и отлично! – Он сложил листы «Иерусалима», встал и начал ходить по каюте. – Ожидание меня стало доставать. Приятно будет чуть поработать.
Рандеву с траулером прошло абсолютно без помпы. Ни духового оркестра, ни любопытных толп в приемном ангаре. Присутствовали единственно те сейнеры, которым было поручено показать наземникам их жилье и проинструктировать насчет рабочих обязанностей. Никто из должностных лиц их приветствовать не вышел. Мойше был разочарован.
Его проводник показал ему каюту и сказал:
– Устраивайтесь побыстрее. Сейчас у нас полночь. Я приду рано, чтобы помочь вам в первый день.
– Понял. Спасибо, Пол.
Мойше внимательно посмотрел на своего гида. Этот человек был таким же, как все сейнеры, которых он уже видел.
