и холодный ветер. Степь предстала перед Мелаем-предводителем и его спутниками в непригляднейшем виде; как если бы знакомый зажиточный нойон, чья юрта сплошь обшита золотистыми и серебряными бронепластинами Великих, и который бывает на людях всегда в новом халате и в новых сапогах, вдруг явился бы перед ними в одном рваном и грязном исподнем, нетрезвый и хилый.
Было зябко. Кима и Энхир, сидя под крылом железной птицы, молча жевали неприхотливый свой завтрак – вяленое мясо косули, и запивали его остатками кумыса. Мелай стоял в стороне и смотрел вдаль, в ту сторону, куда недавно убежал, сверкая пятками, тот странный молодой парень. Чувство голода оставило Мелая, равно как и другие физиологические аспекты жизни после его недавнего преображения во время атаки тарелок на лагерь Либров. Он не отдавал себе отчёта в том, что именно с ним произошло и как это вообще возможно. Ему было ясно одно – там, в городе Бурханов, там всё станет на свои места. Туда и только туда следует идти. Известный ему мир был опутан паутиной ложной информации, это было очевидно. Тарелки, пришельцы из других миров, древняя война, Бурханы, всё это Мелай теперь понимал как части простой и пошлой в своей простоте загадки.
Когда они подошли сегодня ранним утром к железной птице, его вновь посетило видение. Оно было мимолётным, но ярким. В нём он снова увидел тот маленький водопад в обломках скалы, бледно освещённый громадной луной. Снова увидел рябь воздуха, из которой возник силуэт, испещрённый полосами голубого и красного огня; силуэт повисел несколько секунд над землёй, затем огненные полосы на нём погасли, и он грузно шмякнулся на землю. Падение было неудачным – тело упало на спину и ударилось о большой булыжник. Потом наступила тьма.
– Мелай! Проснись! – тыкал его легонько в спину Энхир. – Эй, Мелай!
– С чего ты взял, что я сплю?
– Ну не знаю, – замялся Энхир. – Стоишь, глаза вроде открытые, а не отзываешься. А я зову, зову.
– Задумался я немного, извини. Что ты хотел сказать?
– Дык это, ты есть точно не будешь? – старик молтнул головой в сторону Кимы, сидевшей под крылом. – Мы тогда твою порцию это, того, съедим.
– Ешьте. Я же говорил, что не буду.
Энхир кивнул Киме и повернулся снова к Мелаю.
– Ну, теперь чего делать-то будем? Ты говорил – когда до птицы дойдём, тебе многое прояснится. Дошли вот. Поделись. И скажи уж – о чём вы с этим чудным чужаком балакали на своей тарабарщине?
Мелай засмеялся.
– Эх, Энхир! Старый верный страж народов! Ты всё так же не доверяешь мне. Я знаю. И кинжальчик свой под попоной, вон, то и дело поправляешь, как бы проверяя на месте ли, коли что.
– Да я, это, просто так… – начал было старик, но Мелай засмеялся вновь и перебил его.
– Эта железная птица, – сказал он неожиданно серьёзным тоном, – не принадлежит Службе Мирового Спасения.
– А кому ж тогда?
– Не знаю точно. Кому-то из Города. Ребята летели на ней на охоту. В полёте что-то забарахлило и они решили возвращаться назад, но немного не дотянули. Птица рухнула. Они все остались живы и улетели на другой… машине, что за ними прислали. Вот как-то так.
Старик, по своей привычке недоверчиво щурясь, долго стоял и молчал. Подошла Кима. Она явно слышала их слова, и её лицо было встревожено.
– Что же это, – сказал, наконец, Энхир, – значит, не боятся они тарелок, раз на охоту летают?!
– Выходит, что так.
– Смотри, Энхир, – заговорила Кима, – всё сходится, что Мелай говорит. Разве ж они летали, коли б тарелки были им и взаправду враги?! Нет, конечно. Значит и верно – тарелки-то все ихние.
– Ихние! – брызнул слюной Энхир, плюнул и пошёл к железной птице, доедать порцию Мелая.
– Ты уж не серчай на старого, – тихо сказала она Мелаю. – Никак в его голове это всё не уложится. В моей тоже не уложилось, но я… я верю тебе.
Мелай посмотрел Киме в глаза. Да, он видел, она ему верила. Но основа этой веры была слепа. Она поверила бы всему, что бы он ни сказал. Кима быстро отвела взгляд. Багрец покрыл щёки воительницы и она, отвлекая себя от щекотавших живот мыслей, спросила ломаной скороговоркой:
– А о чём ты с этим чужаком говорил? И откуда ты знаешь его язык? Кто он? Он из Города Бурханов?
Он чуть улыбнулся, почти одними глазами, своим мыслям по поводу Кимы.
– Я, честно говоря, и сам не ведал до встречи с ним, что понимаю его язык. Нет, он не оттуда, не из Города. Его дом совсем неподалёку. Он, как бы тебе объяснить, Кима, он другого племени. Совсем другого, не похожего ни на вас, ни на Язов ни на других.
– Как ты?
– Нет. Я ведь и сам пока точно не знаю – кто я такой. А он… он прожил всю жизнь вон за теми деревьями, в своем доме, и ни разу даже не был в степи. Он даже других людей до сегодняшнего дня почти не видел.
– Это он сам сказал? – удивилась Кима.
– Да по нему и так было видно.
– А ты что сказал ему?
– Предложил идти с нами в Город.
– Зачем? Для чего он нам?
– А почему бы и не взять его? Он всю жизнь мечтал увидеть хоть что-то, кроме своего дома.
Ответы Мелая как будто утолили некое любопытство Кимы. Она смотрела под ноги и, хмуря брови, силилась сказать что-то сокровенное или вспомнить.
– А знаешь, я ещё в детстве слышала рассказы об изгнанниках.
– Изгнанниках?
– Кажется, так их звали. Давно ещё, когда люди только начали кочевать по степи, Община, говорят, была только одна. Потому, видимо, и слово это появилось, что всё у всех было общее, под одним общим стягом все жили. Так вот тогда, в Общине были люди, которые ничего не умели, или не хотели уметь. Ни охотится, ни с лошадьми управится, ни с оружием совладать не могли. Одевались тоже чудно как-то, совсем как этот незнакомец. Они только и делали, что болтали всякую чушь, размышляли о чём-то непонятном. Никто их не понимал. Общине нужны были ремесленные руки, нужны были охотники и воины, а не эти болтуны. И однажды старейшины решили прогнать их. Они не хотели уходить, но их заставили. Вот я и думаю, может этот чужак – потомок тех изгнанников?!
– Не знаю, Кима. Но думаю, вряд ли это так.
Мелай посмотрел на хмурого Энхира, по-стариковски мелко жующего вяленое мясо, и снова
