На голоизображении было видно, как инструктор ругается с прибежавшим в ангар Марвином.
— А кто это был? — спросил Рэм. — Он же с места в прокол ушёл? А разве так можно?
— А это, малый, отморозки генерала Мериса… — развёл руками Астахов. — Я думал — сказки рассказывают. Но 22–45 — «Персефона», её номер.
— А кто пилот? — осторожно спросил Рэм.
Астахов мог и послать его с таким вопросом, но коснулся браслета:
— Эмор. Не слышал эту фамилию. Кто-то из новичков зелёных. Хотя… Рейтинг у него очень даже красный.
— Психи, — выдавил Касим и налил себе ещё. — Сам вокруг себя разогнался… Волчком. Как у него мозг не потёк… Убью Илинга.
— Пилот молодой совсем, — Астахов копался в браслете. — Дисти Эмор, 23 года. Вне рейтинга. Это ж надо… Никогда не поверил бы, если б не видел.
— Убью, — бормотал Касим. — Год будет вегетарианцем! Капусту вместо свинины жрать будет!
Рэм не отрываясь смотрел на голограмму навигаторской, а оттуда — на обзорный экран.
Куриные и свиные туши совершали медленный и красивый заплыв вокруг станции. В результате ЧП она обзавелась очень оригинальными спутниками.
В каюту вернулся пилот-инструктор старший сержант Эрг. Он был злой и всклоченный.
— Руки ему оторвать! — ругался он, разбирая на фрагменты компрессионку.
Астахов показал глазами на Рэма, и Эрг замолчал.
— Ну и что вы тут все сидите? Наливайте уже. — Пилот-инструктор рухнул в кресло и подплыл в нём поближе к столу.
По его словам выходило, что сделать кое-что для спасения Илинга было можно, если бы в навигаторской вовремя подсуетились.
Но кто был виноват, Рэм так и не понял.
Он и не догадался, что это за «безрогий витрувианский козёл», из-за которого случилось ЧП.
Зато сообразил, как выходить с браслета в станционную дэп-сеть, нашёл библиотеку и выяснил, что никакого витрувианского козла в природе не существует. Но спрашивать ничего не стал, видно было, что не ответят.
ЧП ещё не закончилось. Илинга, который не очень-то перенёс своё агрессивное спасение, забрал медик. Вся техническая обслуга станции стояла на ушах по случаю поломки модуля, а сержанты… пили и ругали неведомого козла.
Причём Астахов морщился каждый раз, но тоже ругался.
Рэма никому вести в барак не хотелось, а одного его отпускать было нельзя. Потому что «попадётся на глаза Марвину — прибьёт».
Пацану налили чаю. Он сидел в уголке, настраивал спецбраслет, иногда тихонько спрашивая что-нибудь то у Касима, то у Астахова.
Спецбраслет не только демаскировал самого Рэма, но и позволял ему видеть всех членов станции, если их маячки были в рабочем режиме.
Он нашёл дядю Серёжу, написал в технический чат, что обязательно забежит завтра, если Астахов отпустит.
Нашёл и всех своих недругов, бездельно шатающихся сейчас между бараком и столовой. Выяснил, что стандартные пометки маячков можно менять, стёр подпись Раймонд Алфред и подписал «Райский дебил».
Он сидел так тихо, что подвыпившие сержанты постепенно перешли с мата на байки из тяжёлой спецоновской жизни.
Пошли шутки про курей, плавающих в вакууме и пожираемых антивеществом, и Рэм вспомнил про катер.
Он был класса земля-воздух, значит, там был реактор анитвещества?
— А почему не было взрыва? — спросил он на пробу, не понимая, будут ли ему отвечать, если не по делу.
Настройку спецбраслета сержанты принимали, как повод для обращения. А остальное было пока непонятно.
Но Касим ответил:
— Это ещё условия нужны для разгерметизации. Удара мало.
— А если бы реактор разгерметизировался — станции хана? — предположил Рэм.
— В смысле — хана? — переспросил Касим и задумался. Покопался в браслете: — Теоретически щиты бы выдержали.
— Реактор антивещества повредить при столкновении или взрыве — почти невозможно, — пояснил Астахов. — Но и заглушить его совсем — тоже нельзя. Он — как семечко. Будет носиться в пространстве, жрать сам себя. И рано или поздно где-нибудь вылупится, аннигилировав кусок пространства.
— Лет через десять? — уточнил Рэм.
— Никто не знает пока. Люди столько ещё не живут, — усмехнулся сержант Эрг и принёс вторую бутылку.
— А на десантной шлюпке большой реактор?
— Смотря какая шлюпка. В кулак или в два.
— Он снизу крепится, да? — осенило Рэма.
Он же видел в ангаре какое-то отверстие снизу. Как раз в кулак.
— Наблюдательный какой щенок, — рассмеялся Касим. — Может, правда шпион?
Глава 21
Сержанты засмеялись, как шутке, и Рэм, напрягшийся было, выдохнул.
Он никак не мог привыкнуть к тому, что в школе и дома его любопытство всячески поощрялось, а в спецоне оно оказалось таким опасным.
Но удержаться от вопроса не смог:
— А правда, что пилоты иногда сами реактор взрывают?
— В академию его надо, — сказал Астахов. — Он нас с ума сведёт своими вопросами.
— Да кто ж его такого возьмёт, — пожал плечами инструктор. — Там сейчас правила набора дико зажали. Он должен тут выучиться, отлетать год. И только потом можно поступать.
— А почему так?
— Война. Перестраховываются. Тоже шпионов ищут. А Стоун у нас — готовый шпион.
Рэм решил, что разговор увели в сторону и про реактор ему не ответят. Секретность, наверное. Но ошибся.
— Вот с «Персефоны» которые, те пытались как-то взорвать реактор, — неожиданно вспомнил инструктор. — Задача, кстати, совсем не простая. При случайной разгерметизации — далтитовый кожух затянет микроповреждение. Реактор будет «фонить», поджирать далтит, а далтит — снова затягивать повреждение. В таком состоянии даже летать можно. Сам реактор не взорвётся, пока утечка не достигнет критической массы.
— А как же они тогда? — удивился Касим.
— Отморозки… — Астахов протянул Рэму кусочек сухой колбасы.
Слишком солёная, явный неликвид, — оценил Рэм. Но колбасу сжевал.
— Я думаю… — инструктор поскрёб колбасу от белого соляного налёта, замолчал и стал пилить твёрдый брусок.
Колбаса была длинная и не резалась совершенно. Сыр уже давно съели, а на борьбу с колбасой терпения у сержантов не хватало.
— Думаю… — вернулся Эрг к мысли. — …Можно проточку кинуть с реактора антивещества на плазменный. Вот тогда может рвануть. Но я вам тут не кружок умелые руки.
— А зачем они хотели взорвать реактор? — Рэм стащил кусочек колбасы.
— Так делают при нападении алайцев или таггеров, чтобы в плен не сдаваться, — пояснил Астахов.
— Но мы же с алайцами не воюем?
— Официально. Но мы же — спецон. Кто знает, что там у парней было за спецзадание. Одни слухи.
— «Персефона» подчиняется непосредственно генералу Мерису, — напомнил Астахов. — Это особисты в квадрате. С одной стороны там лучшие по рейтингу пилоты, с другой — врагу не пожелаешь служить в условиях, когда границ у тебя нет. — Вот смотри. — Он повернулся к Рэму и вызвал над браслетом голограмму. — Это рейтинг крыла. Разноцветные шарики — личные достижения. На самом верху — красные — это пилоты без рейтинга. Уровень «бог». А теперь мы делаем вот так… — Он щёлкнул по браслету. — И ты видишь, что все красные шарики — это примерно спецон. На кораблях крыла красных — всего пара десятков. А теперь смотрим номер личного рейтинга… Опа. Вот он, твой Эмор, который Илинга вытащил. Понял, где? Вот так-то. А парень ещё молодой совсем. Двадцать три года. Сорок четвёртый результат в крыле. Это, малый, нам всем как повеситься. Но с него и требуют такое, чего лучше не знать.
Рэм зевнул, и Астахов спохватился:
— Хэд, тебе уже в койку надо!
Утром Рэм поднялся с трудом. Спину саднило, хотелось отлежаться, пока хоть немножечко не пройдёт.
На браслете появились новые сообщения: от дяди Серёжи и от Астахова.
Сержант написал, чтобы Рэм шёл с утра к медику, если будет сильно хреново, техник — что вся смена сегодня в большом ангаре.
Рэму хотелось что-нибудь написать в ответ, но разлёживаться он не рискнул. Надо было слинять, пока райские отморозки ещё валяются. Натянуть комбинезон, чтобы не светить облепленной пластырем спиной, и бежать умываться.
