Долго ли, коротко ли, но она собралась с духом и поднялась к мемориалу на Рассветной Стене. Предстояло поздороваться со всеми из ближнего круга Алекс, обнять Мкарета и вытерпеть выражение его лица. Но Мкарет оказался погруженным в себя. Не похоже на него, однако Свон понимала почему. Она даже испытала облегчение. Сравнивая с тем, как плохо ей и насколько ближе к Алекс был Мкарет, насколько больше проводил с ней времени и как давно они стали партнерами… она даже вообразить не могла его чувства. А может, могла. И вот теперь Мкарет смотрит на иную реальность из иной реальности — его форма вежливости. И Свон сумела обнять его, и пообещала навестить позже, и смогла смешаться с остальными на самой высокой террасе Рассветной Стены, а позже подойти к перилам и посмотреть сверху на город и на черную землю за границей прозрачного городского купола. Они продвигались по квадранту Койпера, и она видела справа кратер Хиросигэ. Когда-то давно она брала с собой Алекс на склон этого кратера, чтобы та помогла ей соорудить голдсуорти — каменную волну, напоминающую рисунок знаменитого японского художника. Разместить камни на скале, которая станет вершиной будущей волны, стоило им таких акробатических усилий, что, как часто бывало с ней в обществе Алекс, Свон расхохоталась и смеялась до колик. Теперь она увидела каменную волну: та была на месте, видимая из города. Однако камни, установленные на вершине волны, исчезли — возможно, их сбросила вибрация, создаваемая проходящим городом, а может, действие солнечного жара. Или они упали, узнав новость.
Через несколько дней Свон навестила Мкарета на его рабочем месте. Лабораторию одного из ведущих в системе специалистов по биосинтезу заполняли машины, баки, сосуды, экраны с многоцветными диаграммами — здесь, основание за основанием, сооружали жизнь во всей ее сложности. Именно здесь научились сотворять жизнь с азов, здесь синтезировали большинство бактерий, которые сейчас терраформируют Венеру, Титан, Тритон — вообще всё.
Теперь все это не имело значения. Мкарет сидел в своем кабинете и сквозь стену смотрел в пустоту.
Поднявшись, он уставился на гостью.
— А, Свон, рад тебя видеть. Спасибо, что зашла.
— Да не за что. Как ты?
— Не слишком хорошо. А ты?
— Ужасно, — призналась Свон, чувствуя себя виноватой: меньше всего ей хотелось увеличивать груз на плечах Мкарета. Но в такие минуты невозможно лгать. А он только кивнул, занятый собственными мыслями. Она видела, что думами он далеко. В кубах на его столе — изображения протеинов, безумные сплетения фальшиво-ярких цветов. Он пытается работать.
— Должно быть, трудно работать, — сказала она.
— Да, очень.
После недолгой паузы Свон спросила:
— Ты знаешь, что с ней случилось?
Он быстро покачал головой, словно это не имело отношения к делу.
— Ей было сто девяносто один.
— Знаю, но все же…
— Что «все же», Свон? Мы выходим из строя. Рано или поздно в том или другом месте мы ломаемся.
— Я просто думала почему.
— Здесь нет почему.
— Но как тогда…
Он снова покачал головой.
— Бывает все что угодно. В данном случае аневризма в важной части мозга. Но вариантов очень много. Поразительно, что мы сами все еще живы.
Свон села на край стола.
— Знаю. Но… что ты теперь будешь делать?
— Работать.
— Но ты же сказал…
Он взглянул на нее из глубины своей пещеры.
— Я не сказал, что это бесполезно. Это было бы неверно. Прежде всего, мы с Алекс провели вместе семьдесят лет. И встретились, когда мне было сто тридцать. Это не шутки. И кроме того, работа интересует меня как головоломка. Очень большая головоломка. Слишком сложная.
Тут он умолк и больше не мог говорить. Свон положила руку ему на плечо. Он закрыл лицо ладонями. Свон сидела с ним рядом и молчала. Наконец он с силой потер глаза, задержал дыхание.
— Смерть победить невозможно, — сказал Мкарет. — Она слишком значительна. Слишком естественна. В ее основе второй закон термодинамики. Можно только надеяться отодвинуть ее. Оттолкнуть. Этого должно быть достаточно. И я не понимаю, почему этого мало.
— Да ведь от этого только хуже! — пожаловалась Свон. — Чем дольше живешь, тем хуже становится!
Он покачал головой и снова вытер глаза.
— Не думаю. — Он выдохнул. — Плохо всегда. Люди продолжают жить, ощущая это, и… — Он пожал плечами. — Думаю, эти твои слова — своего рода заблуждение. Кто-то умирает, мы спрашиваем — почему? Нет ли возможности остановить это? Иногда такая возможность есть. Но…
— Это какая-то ошибка! — заявила Свон. — Реальность допустила ошибку, а ты ее закрепляешь. — Она показала на экраны и кубы. — Верно?
Он засмеялся и заплакал одновременно.
— Верно, — сказал он, сморкаясь и вытирая лицо. — Это глупо. Какая спесь! Я имею в виду — закрепление реальности.
— Но есть и плюсы, — сказала Свон. — Ты сам знаешь. Ты получил семьдесят лет с Алекс.
— Верно. — Он глубоко вздохнул и посмотрел на нее. — Но… без нее теперь все будет не то.
Свон почувствовала отчаяние в этих правдивых словах. Алекс была ей другом, защитником, учителем, приемной бабушкой, суррогатной матерью — всем этим, а еще источником смеха. Источником радости. Теперь ее нет, и Свон чувствует холод, он убивает эмоции, оставляет пустоту, которая и есть отчаяние. Абсолютно дурацкое ощущение. Вот я. Я и есть реальность. Никому от нее не уйти. Невозможно продолжать жить, нужно продолжать; невозможно обойтись без таких моментов.
Но и они проходят.
В дверь лаборатории постучали.
— Войдите! — чуть резковато сказал Мкарет.
Дверь открылась. На пороге стоял маленький, очень привлекательный, какими часто бывают маленькие, — пожилой, поджарый, с аккуратно увязанными в конский хвост светлыми волосами, в заурядном синем пиджаке. Будучи маленьким, примерно по пояс Свон и Мкарету, он смотрел на них, как тонкотелая обезьяна, лангур или мартышка.
— Здравствуй, Жан, — сказал Мкарет. — Свон, это Жан Женетт с астероидов, участник конференции. Жан был близким другом Алекс, сейчас он в качестве следователя, представляет Лигу, и у него есть к нам вопросы. Я сказал, что ты, возможно, зайдешь ко мне.
Маленький кивнул Свон, приложив руку к сердцу.
— Искренне соболезную вашей потере. Я пришел выразить не только сочувствие, но и нашу обеспокоенность, ведь Алекс была сердцем наших самых важных проектов, и ее смерть стала большой неожиданностью. Мы хотим убедиться, что проекты не будут закрыты, а некоторые, откровенно говоря, опасаются, что ее смерть произошла не от естественных причин.