– Просто придумай что-нибудь сногсшибательное, – сказал в свое время Алекс. Но как только Кармоди направился к нам, я услышала чей-то судорожный вздох – кажется, Селотты. Она уже все поняла, как и Кассель.
– Джей, может, покажешь, что в коробке? – попросил Алекс.
– Конечно, – радостно ответил Кармоди.
Мы сели на соседние скамейки, и он снял крышку. «Немые» замерли.
Это был кирпич, запаянный в пластиковый контейнер.
Сперва я подумала, что это шутка, но тут же увидела лица наших гостей.
– Из Атлантиды? – спросил Алекс.
– Из храма Акивы, – улыбнулся Кармоди. – Задний внутренний двор. Извлечен в тридцать втором веке Роджером Томасом, пожертвован Лондонскому музею, а затем передан Пенсильванскому университету в Филадельфии. В конце концов он оказался в Берлине. Можно сказать, немало попутешествовал. – Он достал из кармана пиджака сложенный листок бумаги. – Сертификат подлинности, выданный от имени нынешнего владельца. – Кармоди смотрел на Алекса, но обращался к Селотте и Касселю. – Я тщательно проверил все свидетельства. Полный набор документов лежит в коробке. – Он протянул ее Алексу. – Надеюсь, они всех удовлетворят.
Никто не мог сказать, что Алекс занимается антикварным бизнесом только ради денег. Впрочем, некоторые так говорили, причем постоянно, но это было неправдой. Соглашусь, деньги он любит, но, если показать ему что-нибудь вроде вазы, когда-то стоявшей на вилле Месмеранды, или стул, который швырнул через комнату Римус Элверол после получения известия о резне в Порт-Уокере, глаза его вспыхивают. Именно так случилось и сейчас, когда он смотрел на кирпич, уложенный человеческими руками во дворе храма богини – вероятно, в такой же солнечный день – двенадцать тысяч лет назад и извлеченный сорок пять веков спустя археологом, который сам стал легендой.
Это было самое ценное наше приобретение за все четыре года существования компании. И теперь Алекс собирался с ним расстаться.
Он передал кирпич мне.
– Это ведь ты первая с ней познакомилась, – сказал он.
И я отдала коробку с кирпичом Селотте:
– Он твой, Селотта. Твой и Касселя. Надеюсь, он останется у вас…
– А не будет передан в музей, – закончила она.
– Да. Он ваш. С глубокой признательностью.
Кармоди сделал несколько фотографий. Селотта смущенно, совсем по-человечески, покачала головой и выставила перед собой руки.
– Я не могу этого принять, Чейз, – сказала она. – Никак. Вы с Алексом устроили для нас поездку, и этого более чем достаточно.
Алекс не был бы Алексом, если бы не умел обаять любого. Улыбнувшись, он бросил взгляд на Касселя:
– Тебе повезло, что у тебя такая прекрасная жена. Счастливый человек.
Кассель, слегка удивленный, что его назвали человеком, облизнул губы длинным раздвоенным языком – мол, не совсем так, ну да ладно.
– Пожалуйста, – продолжала Селотта. – Даже не представляю, сколько вам пришлось заплатить. Я не могу позволить вам сделать это.
– Все в порядке, Селотта, – улыбнулся Алекс. – Мы просто хотели доставить вам удовольствие.
На следующий день мы сели на челнок в Дрейк-сити и отправились на станцию Галилео, где устроили прощальный ужин в китайском ресторане. То была эпоха периодических столкновений между военными кораблями ашиуров и Конфедерации. Пока мы наслаждались курицей с пряностями, по головидению начали передавать репортаж о новом инциденте. Корабль «немых» оказался в непосредственной близости от одной из планет Конфедерации, и в него выстрелил истребитель. «Немые» утверждали, что это случайность и что корабль сбился с курса. В любом случае о жертвах с той или иной стороны не сообщалось.
Другие посетители ресторана начали оборачиваться в нашу сторону, но Кассель не обращал на них внимания.
– Алекс и Чейз, будем рады в любое время видеть вас на Боркарате. И с удовольствием примем вас у себя дома, – сказал он.
Мы ответили, что привезем с собой местной выпивки. Естественно, мы тоже возвращались домой – на Окраину. На этот раз расплатился Кассель: он начал настаивать, а если Кассель на чем-то настаивал, переубедить его было невозможно. Мы в последний раз взглянули на Землю. Под нами проплывала ее ночная сторона. Европа и Африка были залиты огнями – от Москвы до мыса Доброй Надежды. В Атлантическом океане вспыхивали молнии.
Именно здесь все началось. Великая диаспора.
Селотта и Кассель улетали дипломатическим рейсом. Мы оставались с ними до самого отлета. Они представили нас нескольким пассажирам – как людям, так и «немым», – а также капитану. Затем пришла пора расставаться. Мы отошли в туннель, люки закрылись, и все закончилось.
Убедившись, что наш багаж прибыл на «Белль-Мари», мы поднялись на борт. Я отправилась на мостик, поздоровалась с нашим искином Белль и начала предстартовую проверку. Когда стало ясно, что все в порядке, я связалась с диспетчерами и запросила разрешения на старт. Несколько минут спустя мы уже скользили мимо Луны, набирая скорость. Я слышала, как Алекс разговаривает с кем-то в каюте. Ничего необычного – он беседовал с Белль. Мы рассчитывали на четырехчасовой полет плюс, вероятно, день-другой после выхода из гиперпространства – намного быстрее, чем еще несколько лет назад, когда кораблям с двигателями Армстронга требовались недели на преодоление такого же расстояния.
Я делала последние настройки перед прыжком, когда в каюте послышался третий голос – женский. Алекс проверял почту.
– Алекс, приготовься к прыжку, – сказала я по связи.
– Хорошо, – ответил он.
Вспыхнула последняя зеленая лампочка, подтверждая, что его ремни застегнуты, и я отправила нас в гиперпространство. Две минуты спустя Алекс попросил меня подойти, как только я освобожусь. Велев Белль взять управление на себя, я выбралась из кресла и направилась в сторону кормы.
Первое, что я увидела, войдя в кают-компанию, – неподвижно стоявшую женщину, страдальческий взгляд которой был устремлен на Алекса. Естественно, это была голограмма. Молодая, симпатичная, с темными глазами и коротко подстриженными черными волосами, в белой с золотом блузке, с вышитым именем «Хассан Голдман» над дугой из шести звезд.
– Кто это?
– Викки Грин.
– Викки Грин? Та самая Викки Грин?
– Та самая Викки Грин.
Викки Грин, само собой, была – и остается – невероятно популярной писательницей, специализирующейся на ужасах и сверхъестественном. Голоса в ночи, демоны в подвале и все такое. Она сделала себе имя, вгоняя в страх миллионы читателей по всей Конфедерации.
– Не знала, что ты с ней знаком.
Алекс откинулся на спинку кресла:
– А я с ней и не знаком.
– Что ж, жаль. Значит, деловой вопрос? Она просит найти что-нибудь для нее?
– Ты послушай, – сказал Алекс.
Он велел Белль воспроизвести передачу с самого начала. Изображение мигнуло, затем появилось снова. Грин посмотрела на Алекса, затем на меня, словно оценивая нас обоих, и обратилась к боссу.
– Господин Бенедикт, – сказала она, – возможно, это покажется вам странным, но я не знаю, кто еще способен мне помочь. – Голос ее дрожал. – Поскольку вас нет на месте, я прошу вашего искина передать вам это сообщение. Я не знаю, что мне делать, господин Бенедикт. – Грин глядела на него в упор, и я поняла, что она, пугавшая своих читателей, сама смертельно напугана. – Господи… все они – мертвецы.
Алекс коснулся кнопки. Изображение снова застыло.
– Это все, – сказал он.
– Все?
– Все, что было в сообщении.
– О чем это она?
– Не знаю. Понятия не имею. – Он глубоко вздохнул. – Такое ощущение, что эта женщина на грани нервного срыва.
Судя по виду, она и впрямь была донельзя напугана.
– Может, она слишком много пишет про всякие ужасы, – предположила я.
– Может быть.
– И ты никогда с ней не встречался?
– Нет.
– Все они – мертвецы… кто?
– Не знаю.
– Может, вымышленные герои? – Я приготовила кофе для нас двоих. – Не посоветовать ли ей обратиться к кому-нибудь?
– Сообщение лежало в папке несколько дней.
– Это потому, что мы просили Белль не беспокоить нас.
Алекс вывел на экран иллюстрации к ее книгам. «Этюд в черных тонах» – молодая женщина в круге света играла на струнном инструменте, из-за темной занавески за ней наблюдали сверкающие глаза. «Люблю тебя до смерти» – напоминающее лису существо, печально стоящее на коленях у чьей-то могилы. «Ночной скиталец» – сатанинская фигура в облаках над городом, что залит лунным светом. И еще три романа с аналогичными мотивами: «Жаль, что тебя нет со мной», «Узнать тебя и умереть», «Полночь и розы».
– Что скажешь?
– Алекс, она похожа на сумасшедшую.
– Она в беде, Чейз.
– Хочешь моего совета? Не связывайся.
Находясь в гиперпространстве, мы не могли ни послать, ни принять сообщение. Можно было прервать прыжок, но это не имело никакого смысла. Поэтому мы дождались возвращения в окрестности Окраины. Через полминуты после того, как мы снова увидели звезды, Алекс сел и велел Белль записать послание.
