— Что… Да, сэр!
— Освободите кресло и ступайте в кабинет к директору школы. С вещами.
— Есть сэр. — Перси встал, освобождая место следующему курсанту. И пошел к выходу, сопровождаемый сочувственными взглядами своих товарищей.
— Велес Дотар! Семьдесят пять. Норма. Следующий! — раздавалось за спиной, стальная дверь мягко опустилась, отрезая звуки. И оставив его одного.
Когда у тебя болит голова — это уже плохо. Даже если эта голова не несет ответственности за миллиарды подданных короне разумных существ, за миллионы тонких экономических связей и великосветских интриг, а также за внешнюю и внутреннюю политику огромного существа, называемого Империей. Так думал его Величие, Повелитель Сорока миров, Маркграф Туманной Окраины, Барон Трех звезд и Председатель Палаты Лордов, Император Марк Второй сидя в кресле и тупо уставившись на золотую пуговицу, что поблескивала на одежде выступающего оратора. Пуговица, казалось подмигивала императору, покачиваясь в такт жестам выступающего с позолоченной трибуны.
— "Что за дурацкая мода — носить все золотое?" — думал император, отчаянно удерживая себя прямо: — "Ну ладно трибуна золотая, это дань древней традиции, но одежду… Ох, голова болит зверски, а тут еще этот… Цицерон… Эх, вызвать бы гвардейцев и снести ему голову, как в старые добрые времена… Или на кол посадить, вон прадед мой не гнушался, а за такую белиберду, я думаю и четвертовать мало. И несет и несет… откуда слов-то столько знает…" — Император неприязненно покосился на выступающего и тотчас, спохватившись, принял царственную осанку, развернул плечи и вернул своему лицу выражение "сдержанного доброжелательства". Выступающий отчаянно рубанул воздух ладонью и повысил голос, привлекая внимание аудитории, частично уже усыпленной его монотонным докладом.
— И я выражаю искреннюю надежду, что все вышесказанное не останется незамеченным и Сенат примет верное решение в этом сколь важном и неотложном, столь же и щекотливом вопросе. — закончил выступающий. Император повернулся чуть назад и, едва шевеля губами, спросил: — Кто это?
— Это лорд Дементьев, сир. — произнес советник, скрывшийся в тени императорской ложи от любопытных глаз.
— И что ему было надо? — полюбопытствовал император, давно уже потерявший нить рассуждений оратора.
— Чтобы лордам больше платили за работу в Сенате, сир.
— Разве им мало платят? — удивился император.
— Нет, сир.
— Так в чем же дело?
— Жлобы, сир.
— Ты, Ромул, полегче с такими комментариями-то. Не дай бог услышат, какого ты мнения о лучших представителях Империи.
— Прошу прощения, сир.
— То-то же… хотя ты конечно прав, жлобы… — император потер виски, посмотрел на огромные часы, висящие на стене и тоскливо вздохнул.
— Уже совсем немного осталось, сир. — послышался голос сзади. Император незаметно протянул руку назад и, ухватив полнеющего советника за плече, с силой вывернул кожу. Сзади тихонько охнули.
— Я тебя спрашивал о чем-то? — злобно процедил император, раздраженный вмешательством.
— Ой, нет, сир… прошу прощения…
— Еще раз влезешь… мне и так нелегко, тебя еще не хватало.
— Конечно, сир… умоляю отпустите, синяк же будет, негоже для государственного мужа с синяком-то… — пропыхтел Ромул и император ослабил хватку. В глубине души он понимал, что Ромул тут не при чем, и что он сорвался на нем. За головную боль, что охватывала его каждый раз, когда он выслушивал бесполезные, а иногда даже прямо вредительские законопроекты Сената, за Алиозу, что испортила ему настроение прямо с утра, а потом ее любимая собачка, Шу-Шу, эта маленькая сволочь, нагадила прямо в его тапочки и когда его императорское величество решил в гневе удалиться, то обнаружил, что левая нога влезла в собачье дерьмо, в коридоре его поймал довольный старец-камердинер и принялся шептать на ухо всякие гадости про Алиозу, мол ладно бы мужиков водила, а то завела себе андроида, изготовленного специально для этих дел, ну вы понимаете, ваше Величие — и старикан с видимым удовольствием причмокнул губами, похожими на двух сдохших гусениц. Император едва не приказал гвардейцам пристрелить на месте этого старого придурка, решившего таким образом втереться в доверие к короне, но поразмыслив, решил передать его в руки Секретной Службы его Императорского Величия — ведь как говаривали древние — и в нечистотах лжи можно найти жемчужину истины. А это прямые обязанности Службы, вот пусть хлеб и отрабатывают. Уж нечистот-то во дворце пруд пруди, прямо банка со скорпионами. И император в очередной раз проклял тот миг, когда решил-таки принять имперскую корону из рук своего отца. Ей-ей, жил бы сейчас как Асмунд и Тир — в ус не дул, флейрин в уголках дворца тискал, вино пил, да в Сети острых ощущений искал. А то в путешествие отправился куда-нибудь, и не по государственным делам и в сопровождении двух авианосцев и полной эскадры с двумя пехотными полками и личными телохранителями, которые даже в туалет первыми проходят, а как простой гражданин… С другой стороны — что толку грустить о содеянном? Тем более, что быть императором не так уж и плохо, если забыть о том, что твоя личная жизнь фактически становиться общественной. И еще приходиться потакать древним традициям, которые, будь его воля, император давно предал бы забвению, если бы не то, что сама его власть также была традицией, державшейся на традиции, и традицией же умножающаяся. Так что, волей-неволей императору приходилось раз в неделю посещать Золотой зал Сената и выслушивать бредни палаты лордов. Честно говоря, если уж говорить о законах, император с большей охотой наносил визиты в нижнюю палату, туда, где представители избирались, а не были зажравшимися потомками древних родов с гарантированным и пожизненным правом заседаний. Именно нижняя палата помогала императору в его попытках изменить что-то в лучшую сторону, не задевая при этом древних традиций Империи. И сегодня император ожидал принятия палатой лордов очень нужного ему проекта, который помимо всего прочего также предусматривал передачу имперского военного заказа на постройку тридцати линейных кораблей класса "Центурион" корпорации "Людвиг Инкорпорейтед", а это около тридцати миллиардов кредитов на каждый корабль, выпущенный со стапелей компании. Император полагал, что если военному ведомству все равно, кому отдавать эти деньги, то уж лучше пусть они останутся в семье — ведь сорок пять процентов акций "Людвиг ИНК" принадлежало лично императору и его ближайшим родственникам. При мысли об этом император смягчился и шепотом попросил у Ромула прощения за то, что едва не отщипнул у него кусок плеча.
