он, наш сверхсвет. А что дальше? Покажем, что так можно перемещать и крупные предметы. Потом соберем первый опытный образец корабля, которым будем управлять с Земли. Если все пойдет штатно, то затем отправим на сверхсвете… тараканов? Они самые живучие. Собачку. А потом дойдет очередь и до человека.
Летная академия — до двадцати пяти лет.
Я больно закусил губу. Документов, подтверждающих летный стаж, у меня нет. Академиев тоже не кончал. В этом времени. К военной службе отношения не имею. И годков мне уже аж сорок два. Со всех сторон нулевой шанс попасть в испытатели. Кому же повезет сделать первый полет на межзвездном?
В дверь постучали.
— Заходи, кто такой вежливый, — крикнул я, спуская ноги с койки.
Ввалились Иван с Антоном. Ваня сразу выцепил взглядом формулы, а Антон витал в облаках.
— Как же это здорово — вот так запросто летать в космосе, — задумчиво протянул он. — Даже не верится, что это не кино и не сон, все происходит с нами на самом деле.
— Ну к черту, я первый и последний раз, — охладил его Иван. — Здесь еще ничего, а в челноке просто кошмар. Перегрузки, шум. Даже наушники с шумоподавлением не спасали.
— Пойдем в обсерваторию? — предложил я.
Это единственное место на корабле, где на космос можно было посмотреть через настоящие иллюминаторы. Во время перелета виды однообразные: только звезды и уменьшающееся с каждым днем Солнце. А сейчас еще недалеко от Земли, это пропускать не стоит.
— Нам разве можно шляться вот так, везде, где захотим? — уточнил Антон.
— Не везде, но можно.
Я захлопнул формулы и решительно шагнул в дверь.
О допуске в обсерваторию я договорился аж на уровне космического управления. Нес какую-то чушь о сопоставлении расчетных коэффициентов с визуальными наблюдениями. Чудом никто не вывел на чистую воду. Но еще до старта с терминала коды доступа капитан мне выдал.
Обсерваторию мы нашли без труда. Она находилась в самом носу корабля, так что заблудиться было сложно. Набрав код, я убрал с панорамных окон защитные панели.
Мы выходили на основную траекторию. Залитая солнечным светом Земля висела по правую руку от входа, постепенно смещаясь к корме.
— Останусь тут до конца пути, — выдохнул Антон, садясь на пол. — Нет, вообще на всю жизнь.
Иван молча плюхнулся рядом, а остался стоять у входа. Так лучше видно всю панораму.
Корабль разворачивался. Земля уплывала назад, и перед нами раскрывалась черная бездна, усыпанная мелкими огоньками звезд.
* * *
Спустя первую неделю экспериментов, мозги у меня буквально взрывались. Естественно, несмотря на все наши модели, расчеты коэффициентов и проведенную на Земле подготовку, эксперименты не дали ожидаемый результат ни с первого раза, ни со второго.
Сначала гайка просто отказывалась исчезать. Не сказать чтобы это нас сильно удивило или расстроило. Все-таки теория теорией, но опыта перемещения крупных объектов у нас не было. На Земле мы успели поэкспериментировать с органическими молекулами, но ничего, что можно было бы потрогать руками, пока перемещать не пробовали. Было бы даже странно, если бы сразу все получилось. Невозможно все учесть и сделать идеально.
С первыми проблемами мы справились довольно быстро. Я исправил несколько ошибок в расчете усредненного импульса, Антон подкорректировал конфигурацию излучателей. Так что на третий день, после начала экспериментов, из пусковой камеры гайка исчезла. Вот только дроны, ожидающие ее появления в десяти километрах от станции, никаких следов металла не нашли. Хотя добросовестно прочесали все пространство в радиусе двух километров от целевой точки. Даже если бы при перемещении гайка распылилась на атомы, спектрометры дронов засекли бы рост концентрации вещества в контролируемой области. Но по их данным, пространство оставалось таким же чистым, каким было до нажатия на кнопку «Запуск». И сколько бы мы ни повторяли эксперимент, результат не менялся. Одна за другой гайки исчезали, не появляясь нигде в обозримом пространстве.
Я раз за разом проверял каждый шаг в своих расчетах. Иногда даже вручную, так как уже не доверял ни компьютерам, ни коллегам. А в перерывах между расчетами шатался по станции. Впечатление она производила сильное. Ее использовали для всяких «опасных» экспериментов, и это были не пустые слова. Залатанные переборки, выжженные секции, места с повышенным радиационным и химически-опасным фоном. Некоторые из таких мест были закрыты дополнительными переборками или огорожены предупреждающими лентами, а перед входом стояли шкафы с защитной одеждой.
Сейчас на станции, кроме нас и основного экипажа, находились еще две группы. Слева, в секции через одну от нашей, ребята экспериментировали с самоорганизующимися роями наноботов. А группа в дальней правой секции пыталась манипулировать кривизной пространства. По их словам, на самой станции ничего опасного они не делали, основные опыты проводились в паре тысяч километров от нее. Но полтора месяца назад реактор пошел вразнос, и за доли секунды их основной экспериментальный модуль испарился. Взрывной волны в космосе, к счастью, не было, но излучением сильно повредило внешнюю обшивку станции.
Наслушавшись их рассказов, я даже немного расстроился из-за того, что на их фоне наши опыты выглядят совсем безобидными. Хотя, тут как посмотреть. Вот появится одна из наших гаек в баке с окислителем для маневровых двигателей, разнесет взрывом полстанции, или пробьет защиту в огороженных секциях, посмотрим еще, чьи эксперименты самые опасные.
Но гайки упорно не появлялись.
Так, скоро и отведенное на станции время закончится, а мы в тупике.
— Жаль, Ольга не с нами, — посетовал после очередной неудачи Иван. — Очень сложно что-то обсуждать, по два часа ожидая ответа сообщения. Не получается нормально работать.
Тогда я лишь поскрипел зубами. А сегодня метался по станции как укушенный, пока меня вдруг не накрыла одна мысль.
Стоя у сожженной секции и глядя на изуродованную стену, я подумал, что, может быть, с гайками все в порядке, просто мы их не там ищем? Мы же измеряем кривизну пространства только в точке отправки, считая, что в пустом пространстве на десятикилометровом участке она сильно не изменится. А пространство вокруг нас не просто искривлено Сатурном с десятками его спутников. Ребята своими опытами могли «расшатать» его, сформировав динамические аномалии. Даже при небольшой ошибке в определении кривизны, реальная точка, в которой волны гайки разойдутся с корректирующим импульсом, может отстоять от расчетной на десятки километров. А мы сканировали только двухкилометровую сферу. Если это так, где-то рядом со станцией, по общей с ней орбите должен двигаться целый рой раскиданных в пространстве гаек.
