У Муратова задрожали руки. Стоит перевернуть страницу, и, может быть, он увидит то, чего никогда не видели человеческие глаза.
Марина говорила, что Гианэя часто рисует, но никогда не показывает своих рисунков.
Искушение было велико.
Но все же Муратов поборол жгучее любопытство и положил альбом на прежнее место.
Это было бы недостойным поступком — воспользоваться доверием гостьи. Она, очевидно, была уверена, что никто без ее согласия не заглянет в альбом. Гианэя уже знала людей Земли и верила им.
«Может быть, она сама покажет рисунки, если попросить ее об этом».
Но робкая надежда была явно беспочвенной. Марина однажды попросила, но не получила даже вежливого отказа. Гианэя просто промолчала.
Муратов медленно вышел.
Его с огромной силой влекло назад. Вернуться, нарушить все законы морали, честности и гостеприимства. И потом всю жизнь презирать самого себя!
Он с ожесточением захлопнул за собой входную дверь.
Шестая должна была приземлиться в семь часов вечера. Сейчас было всего два. Что же ему делать все эти пять часов?
Ехать в Селену и попытаться найти в огромном городе Марину с ее спутницей? Это будет не так уж трудно. Где бы ни появлялась Гианэя, ее сразу замечали. Любой прохожий укажет ему, где искать. Но надо ли так явно показывать нетерпение? Не лучше ли увидеться именно на ракетодроме, как это указала Марина в записке?
Муратов зашел в столовую и заказал обед из четырех блюд, чтобы протянуть время.
В ожидании он раскрыл журнал, вышедший вчера.
Как он и предполагал, на одной из страниц был портрет Гианэи.
Оживленная, с улыбкой на губах, она стояла у какого-то памятника. Рядом была Марина.
Какой контраст с той Гианэей, которую помнил Муратов! Как изменилась гостья! Не осталось и следа от напряженной, ожидающей чего-то маски. Да, теперь он твердо знал, что лицо Гианэи тогда, на пути к Земле, было маской, трагической маской человека, убежденного, что его ожидает что-то, видимо, печальное, а быть может, и ужасное. Это что-то было неизвестное людям Земли, но для самой Гианэи — близкое и реальное!
Если бы не форма глаз и зеленый оттенок кожи, Гианэю можно было принять за сестру Марины, так сильно было сходство между ними. Обе с черными волосами, обе одеты в белое, обе стройные и высокие. Гианэя на полголовы была выше и казалась старше. Но сколько ей лет в действительности, никто еще не знал.
Скоро они встретятся. Теперь Муратов мог говорить с гостьей. Это сильно меняло их будущие отношения. Теперь он не будет столь беспомощным, как раньше, когда все приходилось объяснять жестами.
«Если только она не повернется ко мне спиной, как к Болотникову, — подумал он. — А это может произойти, если она обиделась на мое невнимание к ней».
Но в глубине души он не верил, что так будет. Ему казалось, что Гианэя нарисовала его в альбоме потому, что думала о предстоявшем свидании и хотела его.
«Интересно, какова будет реакция Гианэи, когда она узнает, что я брат Марины!»
Он просил сестру не говорить об этом и был уверен в том, что его просьба исполнена. Гианэя еще не знает об их родстве.
Мысли Муратова прервало появление «официанта». Механические руки быстро и ловко сервировали стол. Чуть слышный звенящий звук сопровождал каждое движение. Это была старая конструкция, модели последних выпусков не звенели.
— Спасибо! — машинально сказал Муратов, когда блюда были поставлены.
Робот «кивнул головой» и отошел.
Муратов усмехнулся. Даже это предусмотрели конструкторы.
Он ел быстро. С каждой минутой усиливалось нетерпение. Ему мучительно хотелось как можно скорее встретиться с Гианэей, выяснить самый главный вопрос: как она относится к нему? Если худшие опасения оправдаются, это будет тяжелым ударом. Слишком много надежд было связано с возобновлением старого знакомства, слишком многое и важное хотел он узнать, используя былую симпатию Гианэи.
А что Гианэя относилась к нему с симпатией, было несомненно. Достаточно вспомнить момент их расставания. Он зашел тогда, чтобы проститься с ней. Знаками объяснил, что уезжает. Гианэя сама, первая, протянула ему руку, чего прежде никогда не делала. В ее глазах он увидел грусть.
Очень велико было сходство этой девушки из другого мира с земными людьми. Разница была ничтожна. И нельзя было истолковывать ее жесты и выражение глаз иначе, как «по-земному».
А неоднократные просьбы Гианэи, чтобы Муратов приехал к ней! Это говорило о том же.
Обед был слишком обильным. Муратов сегодня еще ничего не ел, но сумел справиться только с половиной.
Нажав кнопку, дающую сигнал к уборке стола, он вышел на улицу.
«Убить» удалось всего полчаса. Оставалось четыре с половиной.
«Поеду в Селену, — решил он. — Кстати, я никогда там не был. Погуляю, посмотрю город».
Долететь можно было за пять минут. Но, все с той же целью — протянуть время, Муратов не поднялся к одной из многочисленных станций местного воздушного сообщения, находившейся рядом, а выбрал самый медлительный вид транспорта — городской вечебус.
Вскоре он пожалел о своем решении. Машина невыносимо часто останавливалась, входили и выходили пассажиры. Как правило, городским вечебусом пользовались только на небольшие расстояния, а Муратову нужно было пересечь весь город, раскинувшийся на многие десятки километров, проехать обширный район между Полтавой и Селеной, занятый автоматическими заводами, и только тогда он окажется у цели, да и то на окраине.
— Сколько времени займет путь до ракетодрома? — спросил он.
— Полтора часа, — ответил металлический голос водителя.
Несколько человек с удивлением взглянули на Муратова.
Он вздохнул и устроился поудобнее в мягком кресле.
Пусть удивляются люди его чудачеству. Им и в голову не может прийти, что он находится в нелепом положении человека, не знающего, куда девать время. С ним самим это случилось первый раз в жизни.
Полтава наконец осталась позади. Потянулись нескончаемые, похожие друг на друга, однообразные здания заводов. Ни куста зелени, ни цветочных клумб, ничего, на чем мог бы остановиться глаз. Глухие стены, без окон.
Красота не нужна здесь: людей нет!
Люди, посвятившие себя изучению вопросов языковедения, обычно принадлежат к типу кабинетных ученых. Марина Муратова являлась исключением из этого правила. Она обладала большими способностями к лингвистике, прекрасной памятью, хорошо владела восемью языками и была склонна к исследовательской работе. Но она любила и многое другое. Живопись, музыка, спорт занимали не последнее место в ее жизни. Любовь к путешествиям и общительный покладистый характер так же сыграли заметную роль в том, что выбор ученого совета Института космонавтики, искавшего подругу для Гианэи, остановился на ней.
