Пришли Матвей и Иван Сергеевич. Профессор сел на табурет рядом со мной, а Матвей опустился на корточки.
— Все мы в течение жизни теряем близких, — сказал мне Иван Сергеевич. — А ты поплачь. Это правильно, что ты плачешь.
— Эх, ты, человечек… — вздохнул Матвей.
— Отчего она умерла? — спросила я, и мой собственный голос показался мне бесплотным шелестом.
— Инфаркт миокарда. Ее бы спасли, если бы она не заперлась в каюте, — сказал профессор. — Она вызвала нас слишком поздно.
— Она была доржианкой, — добавил Матвей. — Сильно переживала происходящие события.
Я знала, что Гита родом из Очира. Матвей продолжил:
— Она утверждала, что Струмилло агрессией против соседей "опустил свой народ", постоянно следила за событиями, сильно нервничала, ругалась и жаловалась.
Вот еще одна жертва доржианской агрессии. Я тихонько лежала под одеялом, а слезы текли сами по себе.
— Что с Федором Семеновичем? — прошептала я.
— Федор Семенович до сих пор спит, — отозвался Иван Сергеевич. — Проснулся, чтобы поприветствовать Сурепову, и снова на боковую. Укатали сивку крутые горки.
Я улыбнулась сквозь слезы, радуясь известию о товарище, и спросила:
— Сурепова была здесь?
Теперь улыбнулся Власов, и его медовая улыбка показалась мне подозрительной.
— Я только что был на связи с "Ветром Магеллана", — сообщил Иван Сергеевич.
— Что еще за орлы? — шепотом спросила я.
— Патруль из управы по обеспечению галактической безопасности. Это их флагман. Там служит мой ученик, почти такой же дряхлый дед, как и я. Мы славно с ним побеседовали. Вспоминали наш институт, нашу кафедру… Это я к чему? "Ветер Магеллана" каким-то ветром занесло сюда, и ребята взяли Рыжакова, еще тепленького.
Я мигом перестала плакать и навострила уши.
— Оперативно, — оценил Матвей.
— Чистая работа. Канлодка с Рыжаковым только выпала из подпространства, чтобы унять гравитаторы, и ее тут же накрыли.
— Это их прямая обязанность — быть везде, — заметил Матвей. — Адамсон сплоховал, когда между двумя государствами произошел конфликт, а поблизости не оказалось ни одного судна УГБ.
— Я о чем рассказываю? Рыжаков оказал отчаянное сопротивление и был тяжело ранен. Мой ученик им сейчас и занимается. Он связался со мной сразу после операции. Восемь часов его штопал. Что такое, Маша?
Я улеглась обратно в койку. Даже не заметила, когда привстала. Получается, что мы с ним одновременно — и в одинаковом положении?
— Когда его доставили из канлодки на "Магеллана", он бредил. Звал, между прочим, какую-то Марию.
В тоне Качина мне померещился намек, я в полумраке залилась краской и сказала:
— Может, так зовут его любимую. Или он молился.
— Кто молился? Рыжаков? — весело удивился Матвей. — Что там между вами произошло?
Я лежала бордовая и раздосадованная.
— Я вышвырнула его с "Адмирала", — смущенно буркнула я. Говорить было трудно, каждое слово отдавалось болью в груди.
— Я уже слышал эту историю от Иваненко. Он описал ее примерно теми же двумя словами. Так что же произошло?
Я сердилась и молчала.
— Матвей, не нервируй мою пациентку. Ей нужен покой.
— Ты случаем не влюбилась в этого человека? — нахмурился Матвей.
— Нет, это не то, — прошептала я. — Это… страх.
— Страх?
— Да, страх. Я его боюсь.
— Я слушаю, — требовательно произнес Власов. В его голосе отчетливо звякнул металл.
Иван Сергеевич спас меня от Матвея. Он выгнал его взашей из моей палаты. В коридоре эстафету подхватила Лола. Она гнала командира большого флота гораздо изящнее. Я легко представила себе, как она играючи подхватила его под круглый локоть и с щебетом выперла из медблока. Такое уже бывало. Я лежала мрачная, испуганная и немного счастливая. Я не могла влюбиться в такого отморозка, как Рыжаков, это было невозможно. Просто я страшно его боялась. Я так его боялась, что при одном упоминании о нем сердце мое проваливалось в живот. А вот он, кажется, влюбился… Я прикрыла краем одеяла свои бесстыже улыбающиеся губы. Иван Сергеевич посидел рядом со мной еще немного. Он говорил мне о чем-то незначительном, отвлеченном. На прощанье Качин сказал мне:
— Рыжакова можешь не бояться, девочка. Посадят его, и надолго.
— А если сбежит?
— Не сбежит, — посмеялся Иван Сергеевич и оставил меня с моими думами.
А если он сбежит, он сколотит шайку и будет мытарствовать по Галактике. Или заявится на Онтарию. Это гораздо более предпочтительный вариант, чем шарахаться по Галактике неизвестно сколько времени. А Власов может не выдать его федералам. Я размышляла, как поведу себя в таком случае, потому что была почти уверена, что будет именно так. Тишком от себя я хотела, чтобы было именно так, и в то же время боялась новой встречи с ним. А если теперь он не любит меня, а ненавидит? И не простит? Но ведь он же звал меня в бреду? А если он хочет отомстить? Разве я теперь засну?! А Гиты теперь нет, и некому рассказать про Рыжакова. Не с Матвеем же про него беседовать, в самом деле. И уж тем более я не могла обсуждать потаенное со своими подружками на "Тихой Гавани". Я все вертела в голове две проблемы по имени Рыжаков и Гита, соображая, как мне со всем этим жить. Я не могла отделаться от мысли, что увижу Рыжакова очень скоро. Как там, интересно, Сурепова? Не отыгрался ли он за меня на ней? Я сначала позлорадничала, потом выругала себя за это и погрузилась в горькие размышления о смысле жизни. Потом снова заснула, и приснилась мне рыжая собака в репьях. Собака дружелюбно махала хвостом, улыбалась, а сама держала меня зубами за горло. Не больно, но крепко. Так, что не вырваться. Большая неопрятная зверюга виляла хвостом, но горло не отпускала.
А потом мне приснился настолько странный сон, что я, проснувшись, немедленно вызвала дежурную медсестру и потребовала Власова. Василич приплелся ко мне в палату жутко сонный и всклокоченный.
— Что могло вдруг случиться, Маша? — вяло удивился он, стоя посреди палаты. Видно, решил, что быстро от меня отвяжется.
— В нашей Галактике заблудились люди, — сообщила я.
— А? — переспросил Матвей.
— Ты не понимаешь? Заблудились люди. Грузовой транспорт, который направлялся с Куриона на Лисьен, сбился с курса. Вышел из подпространства в стороне от трассы и теперь не знает, где находится.
— С чего ты взяла, Маша? Тебе просто приснился сон. Спи, рано еще.
Матвей зевнул, прикрыв распяленный рот локтем, и почесал взлохмаченный "ёж".
— Это не сон. Это сигнал! Сигналы всегда приходили из соседних галактик, а теперь он пришел из нашей Галактики! Сигнал о помощи, о том, что кто-то заблудился! В этот раз заблудились конкретно люди.
