— Твое семейство — точно! Ваши предки обеспечили себе власть конституцией диктатуры. Я родилась в дороге, на дороге же и умру — пусть, я не против. Но вы обрекли нас на дорогу по кругу. Она не ведет никуда — и это в эпоху, когда можно долететь до самого центра галактики! Вы сковали нас цепями прочней любой тюрьмы. Я никогда не увижу рассветов и закатов другой планеты.
— Ваши предки знали нашу конституцию, когда приезжали, и это их не остановило. Они видели только, что она даст вам свободу бродить по дорогам, как вы это делали всегда, но вы не можете бродить на Земле.
— Если это свобода, почему мы не можем покинуть планету?
— Да кто вам мешает — купите билет на звездолет!
— Ага, размечталась! Вся моя семья за один сезон сбора почек не заработает на один билетик. Вы ведь и экономику контролируете. Все к тому, чтобы мы не заработали больше жалких крох.
— Я не виновата, что вы не способны придумать себе работы, кроме сбора Слез. Кибитка у тебя есть — почему не торговать вразъезд? Или насадить свои розы. На сотнях островов осталась незанятая земля.
— Мы не владеем землей, потому что не хотим быть прикованы к ней.
— Именно! — завопила Луиза. — Только ваши глупые предрассудки вас и держат. Не мы, помещики. Зато нас можно винить в ваших несчастьях, потому что посмотреть правде в лицо у вас смелости не хватает. И не думайте, что это только ваша беда. Я тоже хочу повидать всю Конфедерацию. Я каждую ночь об этом мечтаю. Но меня на звездолет никто не пустит. Мне не позволят — а это куда хуже. Вы свою тюрьму построили, а я в своей родилась. Меня привязывает к этому миру мой долг. Я всю жизнь должна положить на благо этого острова.
— О да. Страдания благородных Кавана. Как я признательна! — Кармита ожгла Луизу взглядом, едва замечая прислушивающегося Титреано и не обращая внимания, куда рысит ее конек. — А скажите, юная мисс Кавана, сколько в вашей благородной семье у вас братьев и сестер?
— Братьев у меня нет. Только Женевьева.
— А что же незаконные? — промурлыкала Кармита. — Про них забыла?
— Незаконные? Не болтай ерунды. В нашем роду их нет.
— Как ты в этом уверена! — горько хохотнула романэ. — Ну еще бы — ты же выше нас всех. Ну а я знаю троих, и это только в моем роду. Моя двоюродная сестра прошлым летом одного доносила — славный такой мальчуган, весь в отца пошел. В твоего отца. Как видишь, для него это не только тяжкий труд… но и удовольствие. Побольше, чем он мог найти в постели твоей матери.
— Вранье! — крикнула Луиза. Ей было мерзко и стыдно.
— Да ну? Со мной он спал за день до того, как отправился с солдатами в Бостон. И уж конечно, не зря заплатил деньги — я девушка честная, не обманываю. Так что не говори мне о благородстве и великих жертвах. Твое семейство не больше чем титулованные разбойники.
Луиза опустила голову. Глаза Женевьевы были широко распахнуты, девочка моргала, ослепленная багровым сиянием. «Господи, только бы она не слышала», — взмолилась про себя Луиза.
Она обернулась к цыганке. Губы ее мелко подрагивали, и удержать их больше не было сил, не было сил и спорить. Этот день одержал победу — он избил ее, взял в плен родителей, захватил дом, сжег поместье, запугал сестру и погубил последнюю каплю счастья — золотые, сладкие воспоминания.
— Если ты хотела отомстить Кавана, — тихонько проговорила она, — если ты хотела довести меня своими россказнями до слез — ты своего добилась. Мне уже все равно. Но сестру мою пощади. Она слишком много сегодня пережила. Слишком много для ребенка. Пусть уйдет в кибитку, где твои обвинения не слышны. Пожалуйста.
Она хотела сказать еще много, так много, но дыхание перехватило, и слова застряли в горле. Луиза начала всхлипывать, злясь на себя, что показывает сестре неприличную слабость, — но так легко было позволить слезинкам течь.
Женевьева до боли стиснула сестру в объятьях.
— Ну не плачь, Луиза, не плачь. — Она надула губки. — Я тебя ненавижу! — бросила она Кармите.
— Надеюсь, теперь вы довольны, сударыня, — резко проговорил Титреано.
Кармита глянула на несчастных сестер, на жесткое, застывшее от омерзения лицо их попутчика, потом уронила вожжи и закрыла лицо руками. Ей было невыносимо стыдно.
Черт… вымещать собственный ужас на перепуганной шестнадцатилетней девчонке, ни одной живой душе не причинившей зла. Девчонке, которая рискнула собственной шкурой, чтобы предупредить ее об одержимых на ферме.
— Луиза… — Она протянула руку вес еще всхлипывающей девочке. — Луиза, мне… мне очень стыдно. Я не хотела этого говорить. Не подумала, дура.
По крайней мере, она не ляпнула: «Прости меня». «Неси свой крест сама, самовлюбленная сучка».
Титреано приобнял Луизу за плечи, но девушка продолжала рыдать.
— Мой ребенок… — простонала Луиза прерывисто. — Они убьют его, если нас схватят.
Титреано ласково взял ее за руку.
— Вы… в тягости?
— Да!
Всхлипывания стали громче.
Женевьева раскрыла рот.
— Ты… беременна?
Луиза мотнула головой, растрепав волосы.
— Ох! — Сестренка слабо улыбнулась. — Я никому не скажу, Луиза, правда! — серьезно пообещала она.
Луиза шумно сглотнула и воззрилась на сестру. Потом ее разобрал смех, и сестры крепко обнялись.
Кармита постаралась не выдать изумления. Помещичья дочка вроде Луизы, высшая из высокородных — и на сносях без мужа! Интересно, кто…
— Ладно, — с неторопливой решимостью проговорила она. — Это еще одна причина вывезти вас с острова. Пожалуй, главная. — Сестры поглядывали на нее с исключительным недоверием. Что ж, трудно их винить. — Я клянусь вам, — продолжила Кармита, — что мы с Титреано сделаем все, чтобы посадить вас на самолет. Так, Титреано?
— Воистину так, — серьезно ответил одержимый.
— Вот и ладно. — Кармита подобрала вожжи и хлестнула своего пегого, сбавившего шаг. Конек вновь перешел на размеренную рысь.
«Одно доброе дело, — подумала она, — одна капля достоинства за шесть часов катастрофы. Этот малыш будет жить. Бабушка, если ты за мной приглядываешь и если ты можешь хоть как-то помочь живущим — сейчас самое время».
И — эта мысль не оставляла ее — кто тот мальчишка, которого не испугал Грант Кавана, кто осмелился коснуться его драгоценной дочки? И не просто коснуться, судя по всему. Ошалевший романтик или настоящий герой?
Кармита рискнула бросить на Луизу опасливый взгляд. Так или иначе, а девочке повезло.
На бортах длинного крытого грузовоза, припарковавшегося на третьем уровне подземной стоянки под мэрией, красовалась эмблема метамехкорпорации «Тароза» — стилизованная пальма и орбита электрона. Место было выбрано у самого служебного лифта, и восемь человек — шестеро мужчин и две женщины, — выбравшиеся из грузовика, все носили фирменные темно-красные комбинезоны. Из кузова одна за другой покорно выкатились три бесколесные тачки, заваленные ящиками и оборудованием.
