34
Когда они возвращались назад самолетом, соседка Артура и Фенчерч по салону все время странно на них поглядывала.
Они тихо разговаривали между собой.
— Я так ничего и не выяснила, — сказала Фенчерч. — Я чувствую: ты что-то знаешь, а мне не говоришь.
Артур со вздохом вытащил из кармана клочок бумаги.
— У тебя есть карандаш? — спросил он.
Фенчерч, порывшись в карманах, нашла искомый предмет.
— Что ты делаешь, милый? — спросила она после того, как Артур минут двадцать с гаком морщил лоб, грыз карандаш, чертил какие-то каракули, что-то зачеркивал, опять писал, снова грыз карандаш и при этом недовольно, но тихо ворчал.
— Пытаюсь вспомнить один адрес.
— Твоя жизнь была бы куда легче, если б ты купил алфавитную записную книжку, — сказала Фенчерч.
Наконец Артур передал Фенчерч листок:
— Тебе на сохранение.
Фенчерч взглянула на листок. Среди каракулей и зачеркнутых каракулей выделялись слова: «Квентульско-Кважарные Горы. Севорбэупстрия. Планета Прелюмтарн. Солнце Зарсс. Галакт. Сектор Кью-Кью-Семь-Дробь-Джи-Гамма».
— И что же там находится?
— Видимо, Финальное Послание Бога сотворенному им миру.
— Это уже что-то, — протянула Фенчерч. — А как мы туда доберемся?
— Ты действительно…
— Да, — твердо ответила Фенчерч, — я действительно хочу узнать это Послание.
Артур отвернулся к исцарапанному плексигласовому иллюминатору и уставился в пустоту небес.
— Извините, — вдруг сказала та самая женщина, которая весь рейс время от времени странно на них поглядывала, — надеюсь, вы не сочтете меня бестактной. Во время этих дальних перелетов такая скука, что просто перекинуться словечком — уже огромная радость. Меня зовут Энид Капельсен, я из Бостона. Скажите, вы часто летаете?
Они поехали домой к Артуру, в Уэст-Кантри, запихнули в сумку пару полотенец и другое барахло, потом сели и стали коротать время так, как это делают все вольные странники, путешествующие по Галактике автостопом.
Они стали ждать попутную летающую тарелку.
— Один мой приятель вот так вот прождал пятнадцать лет, — сказал Артур однажды вечером, когда они, по своему обыкновению, сидели и смотрели несчастными глазами в небо.
— Какой приятель?
— Его зовут Форд Префект.
Тут в голове Артура мелькнула мысль, которой он от себя никак не ожидал
— учитывая все пережитое.
Ему вдруг захотелось узнать, где сейчас Форд Префект.
И по странному совпадению на следующий день в газете появились два сообщения: одно об удивительном происшествии с летающей тарелкой, а второе
— о ряде непотребных дебошей в пивных.
А еще через день явился смурной с перепоя Форд Префект и стал жаловаться, что Артур хамски не подходит к телефону.
Вид у Форда был крайне больной. Он выглядел так, словно только что, пятясь задом, прополз под живой изгородью — в тот самый момент, когда живая изгородь, пятясь задом, уползала внутрь комбайна. Шаткой походкой войдя в гостиную Артура, Форд энергичным взмахом руки отверг всю предложенную помощь, что было с его стороны не совсем резонно — от этого широкого жеста он окончательно потерял равновесие, и Артуру пришлось эвакуировать его на диван.
— Спасибо, — сказал Форд, — большое спасибо. Ты представляешь… — прибавил он и заснул на три часа. — …себе, — продолжил он, внезапно проснувшись, — как трудно дозвониться в Великобританию с Плеяд? Я вижу, что ты не представляешь, так я тебе расскажу за очень большой чашкой черного кофе, которую ты уже думаешь мне приготовить.
И, покачиваясь, он поплелся за Артуром на кухню.
— Дуры-телефонистки все спрашивали, откуда я звоню. Я им отвечаю: «Из Летчуэрта[10]», а они: «Не может быть, не может быть, там же другой телефонный узел». Что ты делаешь?
— Варю тебе черный кофе.
— Ох!
Казалось, Форд был неизвестно чем разочарован. Он с потерянным видом оглядел помещение.
— Что это такое? — спросил он.
— Рисовые хлопья.
— А это?
— Паприка.
— Ясно, — мрачно сказал Форд и положил коробочки на место, одну на другую, но сооружение рухнуло. Тогда он положил их наоборот — верхнюю вниз, а нижнюю сверху, и фокус удался.
— Организм утомлен сверхдальним перелетом, — пояснил Форд. — О чем я говорил?
— О том, что ты звонил не из Летчуэрта.
— Да. Я этой даме так и сказал: «Хрен с ним, с Летчуэртом, говорю, если он вам не нравится. Я звоню с торгово-разведывательного судна, принадлежащего Кибернетической корпорации Сириуса, которое в настоящее время движется со субсветовой скоростью от звезды к звезде; эти звезды известны на вашей планете, хотя не знаю, известны ли они вам, милая дама». Я назвал ее «милой дамой», — объяснил Форд Префект, — потому что не хотел, чтобы она приняла близко к сердцу мой намек. Ну, намек, что она невежественная идиотка…
— Тонко, — сказал Артур Дент.
— Вот именно, — сказал Форд, — тонко.
Он нахмурился.
— Сверхдальние перелеты очень плохо отражаются на придаточных предложениях, — проговорил Форд. — Тебе придется снова помочь мне и напомнить, о чем я говорил.
— «…от звезды к звезде, — процитировал Артур, — эти звезды известны на вашей планете, хотя не знаю, известны ли они вам, милая дама, под названиями…»
— Эпсилон и Зета Плеяд, — с победным видом закончил Форд. — Потрясающий разговор, да?
— Выпей кофейку.
— Спасибо, не хочу. «И вот почему я вас беспокою, — сказал я, — хотя мог бы звонить напрямую, поскольку, смею вас уверить, что здесь, в созвездии Плеяд, есть весьма сложное телекоммуникационное оборудование: дело в том, что этот хренов пилот этого хренова корабля требует, чтобы я звонил за счет моего абонента. Как вам это нравится?»
— И как ей это понравилось?
— Не знаю. К тому времени она повесила трубку, — сказал Форд. — Вот так-то! Как ты думаешь, что я сделал потом? — свирепо спросил он.
— Не имею понятия, Форд, — ответил Артур.
— Жаль, — сказал Форд, — я надеялся, что ты мне напомнишь. Понимаешь, я тебе как на духу скажу — терпеть не могу этих типов. Они настоящие паразиты космоса, носятся по божьей бесконечности и всем навязывают свои дрянные машинки, а эти машинки никогда не работают, а если работают, то такое творят, что не понадобится ни одному здравомыслящему человеку. А главное, — добавил он, кровожадно скрипя зубами, — все время пищат: «Задание выполнено», дескать!
Это была чистая правда. Данная точка зрения вполне заслуживала уважения. Ее разделяли все трезвомыслящие люди — собственно, общественное мнение давно уже признавало трезвомыслящими только тех людей, которые придерживались данной точки зрения.
