Лада не теоретизировала по этому поводу. Она просто испугалась — что-то было не так с ее телом. Это чувство уже коснулось ее, когда она пыталась говорить с Колышевым, — губы тогда показались ей чужими, и привычные звуки не хотели срываться с них так же легко и непринужденно, как раньше.
Лежа на полу, она огляделась.
Комната оказалась небольшой — приблизительно три на четыре метра. Большую часть площади занимали ее кровать и расположенная около нее различная медицинская аппаратура. Ширма, которая теперь валялась на полу, отгораживала ее от компьютерного терминала, возле которого на стене без окна, резко диссонируя со всей остальной обстановкой комнаты, расположились раковина умывальника и большое зеркало над ней.
Его вид словно заворожил Ладу.
Собравшись с силами, она встала, выпрямившись в полный рост, и посмотрела на свои ноги.
Ее врожденный дефект исчез. Обе ноги выглядели совершенно одинаково.
Это был своего рода шок.
Рука Лады с дрожащими пальцами медленно потянулась к лицу. Подсознательно она поняла, почему ей оказалось так трудно выговаривать слова. Дрожащие пальцы коснулись ровной линии губ без какого-либо намека на уродство.
Не в силах больше пребывать в состоянии тревожной, раздирающей душу неизвестности, она повернулась и нетвердой, балансирующей походкой подошла к зеркалу.
Взглянув в него, она попятилась и вдруг закричала, одновременно пытаясь зажать похолодевшими ладонями рот.
Это было не ее лицо… Из зеркала на нее смотрела стройная, красивая и насмерть перепуганная женщина, лишь отдаленно напоминавшая ту девушку-бродяжку, что несколько месяцев назад случайно встретил Антон Петрович Колвин.
Она стояла, заледенев, посреди комнаты, а в коридоре, за дверью уже звучали чьи-то торопливые шаги.
* * *
— Ну и как наши успехи? — Колышев, как обычно, появился внезапно, возникнув из-за спины, словно имел способность материализовываться из воздуха. — Привыкаешь?
Лада обернулась на звук его голоса.
Колышев вызывал в ней двоякие чувства. С одной стороны, она ощущала в присутствии этого человека некоторую неприязненную робость, а с другой — что-то внутри постоянно внушало, что он ее единственный настоящий друг, после Колвина, конечно. Борьба двух этих противоположностей в присутствии Вадима не прекращалась ни на минуту, и каждый раз Лада не могла скрыть своего смятения.
— Все нормально, Вадим Игоревич, — произнесла она, снимая с головы шлем сенсорно-виртуальной связи.
— Голова не болит? Сон не нарушен?
— Нет. Все хорошо.
Колышев задавал эти вопросы не из фальшивого участия или из вежливости. Он действительно имел сильные опасения насчет ее рассудка. По уровню своего развития Лада стояла очень далеко от той машины, до демонстрации которой осталось полтора месяца. Собственно, Вадим предвидел это и начал накачивать ее мозг различной информацией еще задолго до того, как она впервые пришла в сознание. Те щелчки сглатывающего диск ДВД-привода, что слышала Лада в редкие минуты просветления, относились именно к данному процессу — ее обучали при помощи самых современных компьютерных технологий, с применением психотропных катализаторов.
Теперь для нее больше не являлся пугающей загадкой вопрос о том, откуда она знает множество новых понятий и слов, почему вдруг начала ориентироваться в живописи и музыке, отчего компьютерный терминал не кажется ей тайной за семью печатями…
Единственное, чего не знала Лада, — так это того факта, что подобные методы обучения признаны во всем мире преступными и запрещены в большинстве цивилизованных стран. Девять из десяти человек заканчивали подобный курс в больницах для душевнобольных с тяжелыми, порой необратимыми расстройствами рассудка.
Естественно, что Вадим не обсуждал с ней данную проблему.
Он просто поражался тому, как разительно меняется Лада буквально с каждым прожитым днем, с какой легкостью и жадностью она принимает текущие в нее знания и как быстро осваивается с ними. Но что самое парадоксальное — она по-прежнему оставалась сама собой. Дикий информационный прессинг, похоже, не только не оказывал на нее дурного влияния, он нравился ей. И при всей непомерной нагрузке на мозг она не только не впадала в крайности, но демонстрировала все ту же мечтательную улыбку на красиво очерченных губах, так же вздрагивала, а потом вдруг смущалась при его внезапных появлениях за спиной. В общем, процесс ее насильственного обучения протекал слишком благополучно, чтобы не вызывать у Вадима неосознанной тревоги.
Вечером того же дня Барташов в очередной раз посетил нижний уровень «Гага».
— Вадим, как успехи? — спросил он, войдя в кабинет, где Лада сидела за компьютерным терминалом. За ее спиной, помимо Колышева, стоял еще один сотрудник комплекса.
Вадим предостерегающе поднял руку, продолжая пытливо вглядываться в сложный график на установленном поодаль от кресла мониторе.
— Давай, Дима, код пошел! — негромко приказал он. Незнакомый Барташову сотрудник поднял руки, повернув их ладонями к затылку Лады, которая, погрузившись в иную, компьютерную реальность, не видела и не ощущала ничего, что творится у нее за спиной.
Ладони Димы напряглись, не касаясь ее коротко стриженного затылка, — казалось, он массирует затылок Лады тяжелыми, текучими движениями ладоней, при этом вены на его оголившихся запястьях вздулись, напряглись, обозначив узловатый узор…
«Долго еще?» — красноречиво спросил взгляд Барташова.
Вадим неопределенно пожал плечами.
«Выйдем», — кивнул в сторону двери генерал.
Колышев нехотя подчинился.
— Что это он делает? — спросил Николай Андреевич, как только дверь в кабинет затворилась.
— Гипноз, — односложно ответил Колышев.
Глаза генерала сузились.
— Вадим, не темни, — предупредил он. — Почему не доложил мне?
— Я не могу каждую секунду бегать отчитываться! — внезапно вспылил Колышев. — Я и так делаю невозможное!
— Вот я и интересуюсь — что ты делаешь?
Вадим с сомнением взглянул на дверь, а потом махнул рукой.
— Ладно, он справится без меня. Что вас интересует?
— Все, — ответил генерал.
— Хорошо. Быть может, зайдем в мой кабинет?
— Давай.
Они прошли чуть дальше по коридору. Вадим отпер магнитным ключом дверь, вошел и включил свет.
— Садитесь, Николай Андреевич.
Барташов опустился в кресло, поискал глазами пепельницу и достал сигареты.
— Ты волком на меня не смотри, — вдруг произнес он, прикуривая. — Ты сидишь тут у бога за пазухой, а меня каждый день волтузят в Министерстве обороны. — Он выпустил струйку сизого дыма и внезапно закашлялся. — Я «гружу» им, конечно, но для того чтобы убедительно врать, мне нужно представлять, о чем идет речь.
