— Не по этой ли причине ты со мной заговорил? Или просто захотел поздороваться?
— Этот мир враждебен не только к душам. Он воздействовал на нашу жизнеспособность и разложил ее на атомы. Большие фрагменты нейросети перестали функционировать. К тому же они беспорядочно движутся, и за этим движением необходимо установить постоянное наблюдение. Могут произойти ситуации, угрожающие самому нашему существованию. Нам постоянно приходится делать резервные копии, для того чтобы попросту не погибнуть.
— Это неприятно. Однако пока такие аварии не происходят повсеместно, ты можешь быть спокоен.
— Вероятно. И все же общая работоспособность наших клеток очень понизилась, то же самое и с чувствительностью: деградирует до опасного уровня. У мембраны вялая мышечная реакция. Генерирование электричества почти на нуле. Основные механические и электрические системы не функционируют. Узлы связи и большая часть процессоров работают из рук вон плохо. Если такая ситуация продолжится, мы не сохраним биосферу в рабочем состоянии более двух недель.
— Мне не хотелось бы расстраивать тебя еще больше, но что же я могу сделать?
— Нужно позвать на помощь оставшееся население. Существуют процедуры, которые предотвратят ухудшение ситуации.
— Это физические процедуры? Обращайся к живым, а не ко мне.
— Мы пытаемся это сделать. Однако бывшие одержимые совершенно дезориентированы. И даже те, с кем мы имеем родственный контакт, на наш призыв не откликаются. А у людей, получивших серьезную психологическую травму, сейчас сильно ухудшилось физическое состояние.
— Вот как?
— В ячейках ноль-тау до сих пор содержатся почти триста наших родственников. А ведь это была твоя идея, помнишь? Кира держала их там наготове, для черноястребов. Надо их выпустить оттуда. У нас тогда будет хорошая команда, готовая помочь. Ведь среди них много квалифицированных инженеров.
— Хорошая идея… Подожди, как случилось, что ячейки продолжают работать, когда все разладилось?
— Ячейки ноль-тау изолированы, к тому же сделаны из высокотехнологичных, предназначенных для войны компонентов. К тому же они находятся в глубоких пещерах. Мы считаем, что все это дает им защиту от тех сил, что воздействуют на нас.
— Если надо всего лишь нажать на кнопку выключателя, отчего бы не воспользоваться помощью служебного животного?
— Их физическое состояние даже хуже, чем у людей. Все животные обиталища, похоже, страдают от сонной болезни. Наши распоряжения, посылаемые по родственной связи, до них не доходят.
— А что же ксеноки?
— С ними та же история. В биохимическом отношении они родственны земным существам. Если наши клетки пострадали, то и их тоже.
— А вы не выяснили, в чем тут все-таки дело? Может, это что-то вроде глюков, которые происходят по вине одержимых?
— Вряд ли. Возможно, это свойство присуще миру, в который мы попали. Мы обнаружили, что количественные характеристики этого пространства сильно отличаются от нашей галактики. Они и повлияли на энергистические характеристики одержимых. Следовательно, можно утверждать, что изменения в свойствах массы и энергии оказали воздействие и на строение атомов. Но пока не проведем полного анализа, не станем делать поспешных выводов.
— Приходило тебе в голову, что все дело в Дьяволе, который не допускает электричество в эту часть ада?
— Твоя мысль — это наша мысль. Мы все же предпочитаем рационализм. И это позволит нам придумать гипотезу, с помощью которой мы выйдем из этой дерьмовой ситуации.
— Ну ладно. И чего же вы, все-таки, от меня хотите?
— Было бы неплохо, чтобы ты поговорил с Толтоном. Он и отключит ноль-тау.
— Почему? Кто он такой?
— Уличный поэт. Он сам себя так называет. Один из жителей, которого нам удалось вырвать из лап Бонни.
— У него есть ген сродственной связи?
— Нет. Но говорят, что люди могут видеть призраков.
— Да вы хватаетесь за соломинку.
— А у тебя есть альтернатива?
И привидения могут устать. Такое неприятное открытие сделал Дариат, когда дотащился до небоскребов, охвативших кольцом среднюю часть обиталища. Пусть даже мышцы эти воображаемые, и тело, которое они несут на большие расстояния, тоже воображаемое, приходится им нелегко, особенно если у тела габариты Дариата.
— Это же, черт возьми, несправедливо, — заявил он личности обиталища. — Ведь когда души возвращаются из потустороннего мира, все они видят себя физически прекрасными двадцатипятилетними людьми.
— Это обычное тщеславие.
— Хотелось бы мне быть тщеславным.
Парковая зона Валиска тоже становилась менее привлекательной. Ярко-розовый цвет травы, покрывавшей южную половину цилиндра, стала мускусно-серым. Дариат приписал этот эффект городскому смогу, окутавшему ландшафт. И дело было не в сниженном освещении, ведь тонкий плазменный сердечник оставался голубым. Виной всему был общий недостаток жизнеспособности мира, в который они попали. Растения-ксеноки прошли свой пик, цветы их опали, и теперь они, похоже, погрузились в спячку.
Ранее здесь порхали и трещали различные насекомые, теперь их было не видно и не слышно. Несколько раз, правда, ему повстречались полевые мыши и их аналоги. Все они крепко спали. Свернувшись, они упали там, где их застал сон, не делая никакой попытки вернуться в свои гнезда и норки.
— Обыкновенные химические реакции должны еще работать, — предположил он. — Если бы они не работали, то давно бы уже угасли.
— Да. Хотя они, должно быть, до какой-то степени заторможены.
Дариат поплелся дальше. Стебли травы, похожие на пружины, затрудняли ходьбу. Ногам приходилось преодолевать значительное сопротивление. Словно шел по реке, вода в которой доходила ему до середины икр. Так как жалобные стоны не прекращались, личность обиталища направила его по одной из узких звериных троп.
В течение получаса ему было легче идти, так что, взвесив все обстоятельства, он произнес:
— Ты сказал, что генерирование электрической энергии опустилось почти до нуля.
— Да.
— Но не до абсолютного нуля?
— Нет.
— Значит, обиталище находится в магнитном поле, раз по кабелям проходит ток.