Вcѣ послѣдовали его примѣру.
— Благодатная богиня и милосердая мать-покровитѣльница нашего народа! — молился Рахатоонъ, простирая руки къ статуѣ, принявшей свой обычный видъ. — Милостиво прими наши молитвы и жертвы! Простри свою могущественную руку надъ Амарой и отклони отъ ея невинной головы несчастье и смерть! Ужаснымъ предзнаменованіемъ смутила ты наши сердца, но мы надѣемся на твое милосердіе. Съ завтрашняго дня, въ теченіе цѣлаго года, девять дѣвственницъ день и ночь будутъ пѣть священные гимны у твоего жертвенника, а я и вся моя семья будемъ приносить тебѣ двойныя жертвы.
Девять разъ Рахатоонъ падалъ ницъ, а потомъ всталъ и снова обратился къ присутствующимъ.
— Пусть всѣ радуются и веселятся! Печаль одного не должна нарушать законнаго веселья остальныхъ. Итакъ, идемте отпраздновать браки тѣхъ, которые только что сочетались и готовятся осушить кубокъ любви, и запоемъ радостныя пѣсни.
Въ сопровожденіи всѣхъ присутствующихъ, Рахатоонъ вышелъ изъ храма и направился къ своему дому. Мрачный и озабоченный Ардеа послѣдовалъ за ними.
Всѣ сѣли за столъ, за которымъ Рахатоонъ предсѣдательствовалъ, какъ будто ничего не случилось, и только глубокая складка на лбу указывала на его тайную заботу. Ардеа тоже старался казаться веселымъ и беззаботнымъ, хотя на сердцѣ у него было тяжело, и его терзала какая-то смутная тоска.
Къ концу пира появилась Амара. Свои жреческія одежды она смѣнила богатымъ праздничнымъ нарядомъ и, видимо, силилась казаться спокойной и меселой. Но Ардеа подмѣтилъ въ ея глазахъ какое-то странное выраженіе, а во всемъ ея существѣ лихорадочное возбужденіе.
Уловивъ минуту, когда молодая дѣвушка осталась одна, Ардеа подошелъ къ ней.
— Амара! — тихо прошепталъ онъ, боясь быть услышаннымъ. — Я не могу забыть того, что грозящее тебѣ горе, это — я, ставшій на твоей дорогѣ.
— Ни слова объ этомъ! — отрывисто возразила Амара. — Разъ мнѣ суждено умереть, то не слѣдуетъ смущать тяжкими думами драгоцѣнныхъ, оставшихся мнѣ минутъ. Вѣдь когда-нибудь надо же умирать, а раньше или позже, это — безразлично.
Амара снова вмѣшалась въ толпу и танцовала съ увлеченіемъ, дѣлая видъ, что не замѣчаетъ участливыхъ взглядовъ, какіе присутствующіе въ суевѣрномъ страхѣ украдкой бросали на нее. Въ полночь танцы прекратились, и въ залу вкатили громадную амфору, а Рахатоонъ сталъ наполнять густой пурпурной влагой кубки, которые раздавалъ новобрачнымъ. Тѣ, смѣясь, осушали ихъ, при громкомъ хохотѣ и пожеланіяхъ присутствующихъ.
Ардеа отошелъ въ сторону и молча наблюдалъ эту сцену. Вдругъ рядомъ съ нимъ появилась Амара съ кубкомъ въ рукахъ.
— Это особый напитокъ, которымъ угощаютъ только новобрачныхъ? — спросилъ Ардея.
— Это столѣтнее вино Сама — вино любви, которое пьютъ только на свадьбахъ. Отвѣдайте его, дорогой нашъ гость! Вотъ кубокъ.
Ардеа, не задумываясь, осушилъ чашу и чуть не вскрикнулъ. Ему показалось, что онъ проглотилъ огонь.
Когда онъ пришелъ въ себя отъ этого перваго впечатлѣнія, то увидѣлъ, что гости собрались вокругъ каждой пары для сопровожденія новобрачныхъ и постепенно уходили. Тогда Ардеа, въ свою очередь, простился съ хозяевами дома и направился въ свою комнату.
Амара исчезла.
Князь хотѣлъ лечь, но имъ овладѣло какое-то лихорадочное безпокойство. Кровь огнемъ разливалась по жиламъ, голова горѣла, а минутами ему даже трудно становилось дышать. Онъ боролся съ этимъ недомоганіемъ и, открывъ окно, сталъ жадно вдыхать свѣжій и ароматный воздухъ ночи.
Волшебная картина заволакивалась ночнымъ сумракомъ; освѣщенные разноцвѣтные дома постепенно темнѣли, и только бѣлесоватый, мягкій свѣтъ малой марсовой луны освѣщалъ снѣговыя вершины горъ.
Легкій шумъ привлекъ его вниманіе; онъ заглянулъ внизъ и съ удивленіемъ увидѣлъ, что у подножія башни кружится бѣловатое облако, которое затѣмъ быстро поднялось къ нему. Какъ описать удивленіе князя, когда въ облакѣ, поднявшемся до высоты окна, онъ узналъ Амару. Молодая дѣвушка взялась за карнизъ, легко и граціозно прыгнула въ комнату и рѣшительнымъ жестомъ спустила на окнѣ занавѣску.
Ардеа онѣмѣлъ отъ удивленія, глядя на нее. Никогда еще Амара не казалась ему такой прекрасной и обаятельной, какъ въ эту минуту. Въ складкахъ ея длиннаго и легкаго одѣянія обрисовывались чудныя формы. Большіе глаза возбужденно блестѣли, и нѣжный румянецъ горѣлъ на щекахъ, а на устахъ блуждала чарующая загадочная улыбка.
— Амара! Къ чему явилась ты сюда въ неурочный часъ искушать меня своей божественной красотой? Я тебя безумно люблю, но вѣдь я — только человѣкъ и могу забыть то, что предписываетъ мнѣ долгъ чести и благодарности за оказанное гостепріимство, — пробормоталъ Ардеа.
Страсть уже ослѣпляла его, и кровь огненнымъ потокомъ ударяла въ голову. Амара подошла къ нему порывисто дыша.
— Чего мнѣ стѣсняться и бояться? — тоскливо протянула она, и въ голосѣ ея зазвучало горькое разочарованіе. — Богиня отвергла меня, впереди у меня нѣтъ ничего, и смерть моя близка!.. Отчего же не вырвать у настоящаго то, что оно еще можетъ мнѣ дать? Ты меня любишь, и я люблю тебя! Я не хочу умереть, не испытавъ счастья.
Съ этими словами Амара бросилась въ ега объятія, и князь, опьянѣвъ отъ восторга, страстно прижалъ ее къ своей груди.
Любовь, — великая сила жизни, не допускающая другого закона, кромѣ своего, не признающая различія расъ и положеній, — соединила въ одномъ чувствѣ селенитку и пришельца съ Земли. .
Была еще ночь, когда Амара вырвалась изъ объятiй князя.
— Ахъ! Мнѣ пора уходить, — отвѣтила она на его мольбы остаться съ нимъ еще.
Потомъ, зажавъ ему ротъ поцѣлуемь, она прибавила:
— Наше счастье было кратко, но одинъ часъ невыразимаго блаженства стоить долгой жизни, полной горя и страданiй. Я буду вѣчно любить тебя, Ардеа. А ты? Ты не забудешь меня?
— Никогда! Какимъ негодяемъ считаешь ты меня, если я когда-нибудь смогу позабыть тебя, чаровница, великодушно пожертвовавшая собой для моего счастья? Образъ твой, Амара, вѣчно будетъ жить въ моемъ сердцѣ, живи я хоть на другой планетѣ, — отвѣтилъ Ардеа, покрывая ее страстными поцѣлуями.
— Во всякомъ случаѣ, — прибавилъ онъ рѣшительно, — я постараюсь, чтобъ мы разстались не такъ скоро!..
Амара тихо высвободилась изъ его объятiй.
— Я чувствую, — отвѣтила она, качая головой, — что разлука близка! Но пусть совершится воля судьбы! А пока — прощай!
Амара открыла окно; съ минуту она кружилась, а потомъ поднялась на воздухъ и выпорхнула изъ комнаты. Князь слѣдилъ съ высоты за бѣлымъ облачкомъ, которое быстро спускалось къ земле и скоро исчезло въ темнотѣ.
