Нет. Больше всего на свете ей хотелось сейчас получить работу на американском телевидении с окладом, в десять раз превосходящим ее нынешний. Больше всего на свете. На этом свете, в смысле на планете Земля. То, чего ей вообще-то хотелось больше всего, уже не актуально.
Она уселась в кресло под пальмой и распечатала маленький конверт с прозрачным целлофановым окошечком.
«Пожалуйста, позвоните, – было написано на листке. – Расстроена». И номер телефона. Подпись: Гейл Эндрюс.
Гейл Эндрюс.
Этого имени она не ожидала. Оно застало ее врасплох. Имя было ей знакомо, хотя она не могла сразу вспомнить откуда. Может, это секретарша Энди Мартина? Референт Хиллари Бесс? Мартин и Бесс – два человека с Эн-би-си, с которыми она пыталась связаться. И при чем здесь это «Расстроена»?
«Расстроена»?
Она была совершенно сбита с толку. Может, это Вуди Аллен хочет связаться с ней под вымышленным именем? Номер начинался с 212. Значит, это кто-то из Нью-Йорка. Кто у них здесь расстроен? Впрочем, это несколько сужало круг возможных отправителей, разве нет?
Она вернулась к стойке администратора.
– У меня возникли проблемы с письмом, которое вы мне передали, – сказала она. – Кто-то, кого я не знаю, пытался дозвониться до меня, чтобы сказать, что она расстроена.
Администратор, нахмурившись, уставился на письмо.
– Вы знаете, кто это? – спросил он.
– Нет, – ответила Трисия.
– Гм, – произнес администратор. – Похоже, она чем-то расстроена.
– Да, – согласилась Трисия.
– Ба, тут вроде имя какое-то, – заметил администратор. – Гейл Эндрюс. Вы знаете кого-нибудь по имени Гейл Эндрюс?
– Нет, – ответила Трисия.
– А почему она расстроена?
– Не знаю, – ответила Трисия.
– А вы звонили ей? Тут и телефон записан.
– Нет, – сказала Трисия. – Вы только передали мне записку. Я хотела только уточнить, прежде чем звонить. Могу ли я поговорить с тем, кто отвечал на звонок?
– Гммм, – произнес администратор, внимательно изучая записку. – Не думаю, чтобы у нас здесь был кто-то по имени Гейл Эндрюс.
– Нет, я понимаю, – возразила Трисия. – Я только…
– Гейл Эндрюс – это я.
Голос исходил откуда-то из-за спины Трисии. Она обернулась:
– Извините?
– Гейл Эндрюс – это я. Вы брали у меня интервью. Сегодня утром.
– О… о Боже, да, – произнесла Трисия в некотором смятении.
– Я оставила вам сообщение несколько часов назад. Вы не звонили, и я зашла. Мне не хотелось разминуться с вами.
– О нет. Конечно, – произнесла Трисия, пытаясь собраться с мыслями.
– Я об этом не знал, – заявил администратор, которому сроду не приходилось собираться с мыслями. – Так вы хотите, чтобы я за вас сейчас позвонил по этому телефону?
– Нет, все в порядке, спасибо, – сказала Трисия. – Я уже разобралась.
– Я могу позвонить в этот номер, если это вам поможет, – предложил администратор, еще раз уставившись в записку.
– Нет, спасибо, в этом нет никакой необходимости, – ответила Трисия. – Это мой номер. Эта записка адресована мне. Я думаю, мы с этим уже разобрались.
– Ну что ж, развлекайтесь на здоровье, – сказал администратор.
Трисии было не до развлечений. Она была занята.
И также ей было не до Гейл Эндрюс. Всегда, когда дело шло к приятельскому общению с христианскими душами, она испытывала сильное желание смыться. Христианскими душами ее коллеги с ТВ называли людей, у которых Трисия брала интервью, и частенько крестились при виде очередной входящей в студию жертвы, особенно если Трисия в тот момент очаровательно улыбалась во все тридцать два зуба.
Трисия обернулась и холодно улыбнулась, не зная, что ей делать.
Гейл Эндрюс была неплохо сохранившейся дамой лет сорока пяти. Ее одежда укладывалась в рамки хорошего вкуса, хоть и тяготела к той рамке, что граничит с пышностью. Она была астрологом – довольно знаменитым и, если верить слухам, влиятельным. Говаривали, что она стояла за рядом решений, принятых президентом Гудзоном, начиная с того, какой йогурт и в какой день недели заказывать на завтрак, и кончая тем, стоит ли бомбить Дамаск.
Трисия обошлась с ней жестче, чем с кем-либо другим из христианских душ. И вовсе не из-за слухов насчет президента – бог с ней, с той давней историей. Тогда мисс Эндрюс категорически отрицала, что давала президенту какие-либо советы за исключением разве что советов личного, спиритуального или диетического характера («Ничего личного, только Дамаск!» – ржала наперебой «желтая пресса»).
Нет, Трисия разделала в своем интервью под орех всю астрологию в целом. Мисс Эндрюс оказалась не совсем готова к такому повороту беседы. С другой стороны, Трисия оказалась не совсем готова к матчу-реваншу, тем более в гостиничном вестибюле. Что делать?
– Если вам нужно подняться к себе на несколько минут, я могу подождать вас в баре, – сказала Гейл Эндрюс. – Но мне хотелось бы поговорить с вами, а сегодня вечером я уезжаю.
Она казалась скорее чем-то озабоченной, а не удрученной или сердитой.
– О'кей, – сдалась Трисия. – Дайте мне только десять минут.
Она поднялась в номер. Помимо всего прочего, она не слишком доверяла парню за стойкой администратора в таких сложных делах, как переданные по телефону послания. Поэтому ей хотелось убедиться, что под дверью не будет другой записки, ибо известно, что послания у администратора и записки под дверью не всегда совпадают друг с другом.
Записок под дверью не было.
Зато на телефоне горела лампочка вызова.
Она нажала на клавишу и связалась с гостиничным коммутатором.
– Вам тут звонил Гэри Эндрисс, – сообщила телефонистка.
– Да? – удивилась Трисия. Незнакомое имя. – И что он передал?
– Настроен, – сказала телефонистка.
– Что-что?
– Настроен. Так тут записано. Парень говорит, что настроен. Я так понимаю, он хочет, чтобы вы это знали. Телефон дать?
Пока та диктовала номер телефона, Трисия вдруг сообразила: ей передали искаженный вариант записки, которую она уже получила.
– Ладно, ладно, – перебила она. – Больше мне ничего не передавали?
– Какой номер?
Трисия не могла взять в толк, почему телефонистка спросила ее номер только сейчас, но тем не менее назвала его.
– Имя?
– Макмиллан. Трисия Макмиллан, – терпеливо продиктовала Трисия.
– Не мистер Макманус?
– Нет.
– Тогда вам больше ничего нет. – И раздались короткие гудки.
Трисия вздохнула и снова нажала на клавишу. На этот раз она сначала продиктовала свое имя и номер комнаты. Телефонистка ничем не выдала, что они только что разговаривали.
