Однако в это время на нашу «фалангу» с «тыла» набросилось несколько легких крейсеров противника, изначально после появления русских не успевших соединиться со своей основной группой, но сейчас оправившись вступивших в бой в самый неподходящий для Красовского момент. Наш эсминец «Завидный» и легкий крейсер «Адмирал Лазарев» встали на их пути, пытаясь сдержать эту опасную атаку и оба, к сожалению, погибли…
Сражение у Херсонеса-3 достигло своего апогея, русские корабли продолжали изо всех сил напирать, и это им до сих пор удавалось, но поляков в секторе по-прежнему было больше. Что ж, тогда пора и мне было вступать в дело. Конечно же, не с помощью ввода в бой «Одинокого» и тем более «Баязета», сильно пострадавших и в данный момент без орудий и силовых полей, не представлявших для противника какой-либо существенной опасности. Нет, тут надо лично самому вмешиваться, так сказать, собственными ручками и ножками…
— Во-первых, прикажи хайдутам убрать руки от моих людей, у тебя на это пять секунд, пан-адмирал, иначе твоя златокудрая голова очень быстро будет отделена от остального не менее прекрасного, но уже бесполезного тела! — пригрозил я Вишневскому-младшему.
Мой холодный взгляд дал понять поляку, что не позже, чем через упомянутый мною срок, я обещанное выполню. Мариуш окончательно осознав, что в поединке проиграл, и по этой причине сгорая от стыда, но видя к счастью, что никто в творящемся хаосе его позора не замечает, решил не играть в героя и приложив идентификационный браслет ко рту, рявкнул, обращаясь к своим штурмовикам:
— Назад, всем назад! Не сметь их трогать! Это секунданты — они неприкосновенны! — польский командующий решил сыграть в человека чести и настоящего шляхтича, завуалировав свой страх и нежелание умирать четким исполнением правил поединка. — Вы что, хотите покрыть себя позором⁈ Хотите, чтобы о поляках говорили, что они убивают своих гостей, набрасываясь вдесятером на одного⁈ Назад, сучьи дети! Я вам приказываю!
Молодой человек перенял у своего отца не только честолюбие и жажду славы, но еще и умение управлять толпой. Это было видно, ибо сразу после слов Мариуша его штурмовики-хайдуты только что самозабвенно сражавшиеся с Дороховым и Алексой, остановились как один и опустили оружие. Еще бы секунда другая и от моих товарищей, из металла они бы состояли или из плоти, неважно, но ничего бы не осталось…
Кузьма Кузьмич и девушка-андроид вскочили на ноги и приготовились к продолжению схватки, перезаряжая оружие и одновременно с этим бросая на меня вопросительные взгляды, даже Алекса сделала вид, что не понимает происходящего. Я же левой ладонью показал им, чтобы вели себя спокойно и не продолжали провоцировать собравшихся в аудиенц-зале поляков…
— Отлично, а теперь перейдем к главному, пан-адмирал, — я обращался к Мариушу Вишневскому в полголоса, чтобы нас не слышали окружающие. — Давайте подумаем, как нам всем выбраться их этой непростой ситуации…
— Я все равно убью тебя, московит! — горячего польского адмирала до сих пор трясло от адреналина и ненависти ко мне.
— Вполне могу предположить, что несколько позже у вас появится такая возможность, — пожал я плечами. — Ведь война только началась и у нас еще будет время выяснить отношения. Однако в данный момент, думаю, пора расходиться…
— Ты нанес мне смертельную обиду, Васильков! Ты оскорбил меня! — продолжал хрипеть Мариуш, косясь на мою плазменную саблю возле своего горла.
— Мои оскорбления в сравнении с тем, что творится сейчас на орбите, где вашу хоругвь уничтожают корабли контр-адмирала Красовского, превращаются в ничто, — ответил на это я, ведя себя спокойно, будто ничего особенного в аудиец-зале не происходит. — Промедлите и от ваших кораблей ничего не останется.
— Это мы еще поглядим, — хмыкнул Вишневский.
Как раз в этот момент голос дежурного офицера с мостика «Короля Владислава», эхом разносившийся в огромном отсеке, начал перечислять погибшие и получившие критические повреждения в сражении с противником, корабли польской дивизии. Мариуш покривился, а глаза его предательски забегали, указывая на то, что адмирал-подпоручик теряет контроль над ситуацией и возможно, действительно, может проиграть эту битву…
— Что ты предлагаешь? — коротко спросил он.
— Разойдемся по добру, по хорошему, — улыбнулся я. — Будто ничего и не было. Ты отправишься к своим, мы полетим в другую сторону…
— У Красовского всего девять вымпелов, — продолжал упираться Мариуш.
— Не волнуйтесь, пан-адмирал, уверяю, совсем скоро в количестве кораблей вы сравняетесь, — парировал я. — У Александра Михайловича на «Екатерине Великой» одна из лучших и многочисленных эскадрилий. Я в точности не знаю, что там снаружи происходит, но могу предположить, что от ваших хваленых «гусаров» к этому моменту уже ничего не осталось… А значит, и поля ваших основных кораблей вскоре будут обнулены. Вы действительно думаете, что сможете победить в космическом бою без энергозащиты⁈ Тогда мне вас жаль…
— Как ты сможешь убедить Красовского прекратить огонь? — недоверчиво посмотрел на меня, поляк, и здесь я понял, что окончательно его продавил.
— Не волнуйтесь, смогу, — ответил я, убирая и деактивируя свою саблю. — Дайте мне обещание, что ваши корабли перестанут стрелять и покинут сектор, и я гарантирую, что ни одно палубное орудие 10-ой дивизии вам в догонку не выстрелит.
— Хорошо, московит, я поверю тебе, тем более, что несмотря на твое хамское поведение, до сих пор ты держал слово, — выдавил из себя адмирал Вишневский, одновременно с этим рявкнувший в переговорное устройство офицерам на мостике авианосца, чтобы те, наконец, отключили громкую связь и не сеяли панику среди присутствующих. — Но руки я тебе не пожму, даже не думай…
— Достаточно будет вашего слова шляхтича, — улыбнулся я, ничуть не обидевшись.
— Даю слово, — громко сказал Мариуш Вишневский, чтобы его услышали все окружающие. — 4-ая хоругвь прекращает враждебные действия в отношении русских кораблей…
— Тогда давайте, не теряя времени, пройдем в командный отсек вашего авианосца, где я смогу связаться с адмиралом Красовским, — предложил я, торопясь прежде всего потому, что чувствовал как меня начинает трясти, видимо от той самой передозировки стимуляторами и понимая, что я долго в нормальном состоянии на ногах не продержусь.
Через пять минут мы уже были на мостике, Дорохов и Алекса остались в коридоре в окружении сопровождавших нас хайдутов, а мы с Вишневским приблизились к большому экрану, горевшему над иллюминаторной панорамой.
— Не думал, что спрошу об этом, — Мариуш непонимающе уставился на меня. — Но с тобой все в порядке, Васильков?
А меня в это время просто трясло, как в лихорадке, я со слов поляка, посерел, как покойник, глаза налились кровью от лопнувших капилляров и стали не голубого, а красного цвета, лицо покрылось испариной, а дыхание стало тяжелым и частым.
— В полном порядке, — попытался улыбнуться я. — Но вашим операторам связи все-таки лучше поторопиться…
— Почему до сих пор не соединили с русским авианосцем⁈ — прикрикнул на своих офицеров, Мариуш Вишневский, которому в режиме реального времени поступала информация о плачевном состоянии строя его хоругви.
— С «Екатерины Великой» не отвечают на запрос, пан-адмирал, — прозвучал ответ оператора.
— Укажите в запросе, что их вызывает контр-адмирал Васильков, — присоединился я к разговору, понимая, что Красовский в своем высокомерии даже не желает общаться с этими жалкими поляками.
Польский командующий кивнул, давая добро.
— С флагмана 10-ой дивизии ответили! — сразу после этого радостно сообщил оператор. — Мостик «Екатерины Великой» на связи…
— А ты-то, каким образом здесь оказался? — Александр Михайлович посмотрел на меня осуждающим взглядом, будто сейчас перед ним находился перебежчик.
Я был прав, Красовского заинтриговало мое нахождение на «Короле Владиславе», иначе бы он на запрос поляков так и не ответил.
— Прекращай огонь, — я хотел было сказать еще очень много, но смог выдавить из себя только эту фразу и то заплетающимся языком и стучащими зубами.
