– Здравствуйте, Ландзо. Мы очень вас ждали. Меня зовут Геррин.
Дом был внутри очень тихий, чистый, покойный. Слышно тиканье часов, щебетанье птиц за окном. Не хватает только деревянных скрипучих половиц и полосатых плетеных ковриков – был бы типичная старинная лервенская хижина, теперь такие только в музее увидишь. Здесь, конечно, пол был обычный – ретановое покрытие в рыжую клеточку. Но вот мебель вся деревянная, по стенам вьется зелень, пейзажи на стенах... И дух общий – старины, тишины, покоя. Круглый березовый стол, толстая скатерть, дымящийся чайничек, печенье в вазочке на столе.
– Садитесь, Ландзо, садитесь...
– Ирна сама пекла. Это хобби у нее такое появилось теперь, – сообщил Геррин, – вы попробуйте.
– Для Ландзо, наверное, в этом нет ничего удивительного, – стесняясь, заметила Ирна.
– Нет, почему же, – пробормотал я. У нас тоже редко кто готовит сам... у семейных-то да, но ведь я и не жил еще в семье. Я прикусил печенье. Действительно... вкусно, но не просто вкусно, а совсем по-особенному. Автомат никогда так не приготовит. Сам тихий, нежный дух Ирны, сама забота ее, тихая радость – и не объяснить, почему, но я чувствовал это на языке.
Старики улыбались, глядя на меня. Молчали. Странно, но и мне не хотелось говорить. И еще казалось, что эта тихая полуулыбка – нормальное, привычное их состояние. Послышалось чье-то легкое топотание, из двери выбежала маленькая девочка. Лет трех, разряженная донельзя – в белые с розовыми и оранжевыми оборочками, кружевами, блузку и штанишки, с огромным бантом в виде розы в трогательных легких темных волосах. Застенчиво поглядела на меня, вскарабкалась на руки бабушке и спрятала лицо у нее на груди.
– Ну, Лиль, ты чего? – Ирна попыталась оторвать девочку от себя, – Это хороший дядя. Его зовут Ландзо.
Повернулась ко мне.
– Наша баловница... У нас было трое сыновей. Старших двух уже нет, а у младшего – тоже одни мальчики, трое. И вот последняя у них получилась только девочка. Как ждали... – Ирна с любовью погладила девочку по голове.
– И у Лина был сын, – грустно добавил Геррин. Налил мне чаю в высокий бокал, – вы пейте, Ландзо.
Девочка что-то зашептала бабушке на ухо. Та встала с ней на руках, вышла, пояснив на ходу.
– Хочет, чтобы я ей игру достала.
Игру... я подумал, что рассказать им что-либо будет невозможно. Очень милые люди, хорошие люди. Любят детей. А могут ли они представить ребенка, который вообще никогда не имел игрушек? Которому объясняли, что играть – это глупо и недостойно общинника? То есть игры, конечно, терпели, но именно только терпели.
– Лин... отец Таро, – заговорил Геррин, – наш старший сын. Старше других на шесть лет. И он единственный из нашей семьи, кто не пошел в науку. Мы-то с Ирной все еще работаем, хотя теперь уже только на земле.
– Я думал, вы... как это у вас называется? На положении ветеранов, – брякнул я.
– Мы на пенсии, – подтвердил Геррин, – но скучно же не работать. Мы физики. Ирна вот в этом году прошла в комиссию по разработкам, по плазме. И сыновья у нас... младший занимается физикой подпространства. Второй был планетологом... он и погиб на Изеле. А Лин вот... сначала работал в полиции, потом в какую-то суперсекретную службу перешел... потом решил на Анзоре остаться.
Надо же... физики. Я украдкой огляделся. Живут, как в сказке: жили-были дед да баба... и занималась баба физикой плазмы.
Ирна вернулась, села за стол.
– Ну, старый, что ты тут наплел? – спросила она у мужа, – Ландзо, так вы хорошо знали Таро? Ведь мы его никогда не видели. Лин все хотел привезти его сюда...
– Я его знал с двенадцати лет, – я опустил глаза. Чудовищная несправедливость...
Это я должен был умереть, а не Таро. Его ждали, его так хотели увидеть. Для него здесь – дом, бабушка с дедушкой, дядя, племянники. Этот мир – для него. Но он – не дошел, а дошел я, чужой этому миру и не нужный... только для того, чтобы рассказать о Таро?
– Вы знаете что-нибудь об Анзоре? О нашей жизни? – спросил я, – иначе мне будет сложно рассказывать.
– Конечно, знаем, – ответила Ирна, – для нас это было очень важно... мы узнали все, что можно узнать. Даже язык, – добавила она на лервени. Не так чисто, как Дэцин, но все же... Я посмотрел на нее.
– Вы говорите по-лервенски?
– Не очень хорошо, – ответила она, – мы уже забыли язык, а Гер его и не знал хорошо.
– Я не очень способен к языкам.
– Прошло много лет... – сказала Ирна на линкосе, словно извиняясь, – мы не пользовались языком, и он забылся.
– Номер Таро, – сказал я, – был двести двадцать первый. Я много лет даже не знал, что у него есть фамилия...
Я начал рассказывать. С самого начала. С того момента, как Таро пришел в нашу школьную общину. Как мы долго не общались с ним, и потом он отметелил парней, напавших на Арни. Как с этого момента мы подружились... Когда мне не хватало слов на линкосе, я без колебаний переходил на родной язык, и квиринцы понимали меня. Я рассказал о нашей дружбе. Но больше старался говорить о Таро, хотя об Арни тоже получалось... Каким Таро был сильным. Сильнее всех. Позже он рассказал, что отец научил его приемам рэстана и вообще сделал сильным. И еще он был бесстрашным. Рэстан рэстаном, но когда на тебя идут шестеро старших парней с цепями... Таро никогда ничего не боялся. Как он интересовался техникой. Для него любой механизм собрать и разобрать было – раз плюнуть. У него было техническое мышление, так говорил наш преподаватель ремесла. И как в походе, а потом на сборах Таро казался просто железным, он и нес на себе больше всех. И Арни один раз тащил, когда тот свалился во время кросса. На самом деле Таро тоже было тяжело, но он умел терпеть. Про девочек я не стал подробно рассказывать. Наоборот, слегка приукрасил, сказал, что у Таро появилась любимая девушка, а про то, что она его бросила, промолчал. И рассказал про наш побег. Ведь только тогда Таро признался нам, что он – квиринец. И рассказал нам про родителей, про то, что он рос не как все. Они с Арни могли бы остаться еще, но решили разделить мою участь.
Родственники Таро слушали очень внимательно. Жадно слушали. И я рассказал им про наш последний разговор в брошенном доме. Даже про то, что Бог есть любовь. Ну а потом мне осталось только – как Таро взял «Рокаду» и начал стрелять. И шагнул вперед, закрывая нас, и погиб.
Арни тоже умер, позже, от астмы. А я дошел... об этом я уже рассказал очень кратко.
Потом я посмотрел на стариков. Ирна сидела, уткнув лицо в ладони, оперевшись локтями о стол. Геррин смотрел в сторону.
– Значит, и могилы не найти, – сказал он очень тихо. Я неловко кивнул. Я ощущал свою вину – даже и похоронить Таро не удалось. Впрочем, это здесь хоронят, меня это еще у Леско удивило. У нас-то сжигают, а прах выставляют в урне в Залах Памяти.
