Этот огромный сгусток виртуальной реальности, потрясающий по своей достоверности фантомный мир, казался ему паутиной, в центре которой бился, не находя выхода, незнакомый ему молодой парень, что умер сто лет назад, защищая колонии от эскадр Земного альянса.
По позвоночнику Кипли пробежал озноб.
Он впервые в своей душе коснулся той бездны, что жила в сознании Даши.
Словно перед ним приподнялось тяжелое, черное покрывало, за которым уже не было ничего, только пустота от края до края Вселенной. То место, где живет боль, куда уходят души потерянных на войне поколений, когда их забывают…
Чернота… Этот вселенский мрак бездушия, спокойных, хладнокровно исполненных опытов над препарированными телами погибших ради твоего рождения способен был поглотить все, всех людей, все планеты без остатка. Нужно только забиться как можно глубже, пересидеть бурю, переждать, трясясь от животного страха за свою шкуру, и этот мрак уже не остановит ничто.
«Да кто я такой… Что я могу?!» — растерянно думал Кипли, вынырнув из омута наваждения. Он не заметил, как его губы искривились и чуть задрожали.
Страшно…
А этот парень в паутине виртуальных оков, каким-то образом связанный с целым фантомным миром?! Он умрет, истощившись, в навязанной ему борьбе, даже не узнав о том, что ожил спустя сто лет после гибели «Европы»?!
Дашу поймают и будут издеваться над ней, Хьюго просто разберут на куски и вышвырнут на свалку, а где-то, в неведомом месте, канал телеметрии оборвется, и будет это благом для людей или же последним шагом к бездне?
Кипли сделал глоток горьковатого пива и поставил пустую банку на скошенную компьютерную панель.
От этого звука Даша вздрогнула и подняла голову.
Тягостное молчание висело в комнате, каждый из них думал о своем, и не было… не было у них никакого выхода и ни единого шанса.
Что толку от того, что им удалось приподнять какую-то завесу над страшным экспериментом, что протекал в недрах Форта Стеллар? Они даже не понимали его сути, только чувствовали бесчеловечность происходящего…
— Я знаю, кто нам поможет… — внезапно произнесла Даша.
— Кто? — Кипли невольно подался к ней.
— Вербицкий. — Даша смотрела на него, и в ее глазах то вспыхивал, то вновь угасал слабый лучик надежды. — Антон Эдуардович Вербицкий… Если не он, то уже больше никто…
Вербицкий… Вербицкий… Кто же это?! Кипли чувствовал, что фамилия знакома ему, но никак не мог вспомнить…
— Президент Элио?! — вдруг осенило его. — Да с какой стати?! Что, ему есть дело до нас, что ли?!
— Он воевал, — ответила Даша, еще не полностью отрешившись от омута затопивших ее воспоминаний. — Я вспомнила его. Мы встречались на Дабоге. Он был другом моего отца…
— Вербицкий?! — не поверил своим ушам Кипли. Он постоянно забывал, сколько лет Даше…
— Да, — ответила она, пытаясь припомнить все подробности той далекой, единственной встречи в их доме… — Его родители погибли при орбитальной бомбежке Элио еще раньше, чем первая бомба упала на Дабог. Он старше меня всего на несколько лет…
В словах Даши таилась такая нечеловеческая грусть, что Кипли в первый момент не нашелся, что ответить ей.
— Но почему, почему ты уверена, что это не его сын или внук?! — наконец выдавил он.
— Глаза… — тихо ответила Даша. — Он прилетал к моему отцу, который работал начальником космоверфи, получать партию новых космических истребителей. Я запомнила его глаза, в которых жила боль… Понимаешь, в тот момент я еще не могла понять ее, потому, наверное, и запомнила…
— И что? — не совсем понимая ее мысль, переспросил Роберт.
— Они не изменились, — ответила ему Даша. — Пока я сидела под арестом на нижних уровнях Стеллара, то видела его выступление по интервизору. Он говорил о какой-то новой космической формации… Понимаешь, Роберт, этого не могут изгладить годы… — Даша сглотнула вставший в ее горле ком. — У него остался тот же взгляд, что запомнился мне с Дабога. Поверь, он — наш единственный шанс остаться в живых самим и спасти Дениса…
Кипли сидел, понуря голову.
— Хорошо… — наконец произнес он. — Предположим, что ты права, — он вскинул голову и посмотрел на Дашу. — Но Элио в двадцати световых годах отсюда! К тому же он президент, понимаешь? Как достучаться к нему?
— Интерстар, — отвлекшись от монитора, неожиданно произнес Хьюго, который внимательно слушал их разговор. — Межзвездная компьютерная сеть Интерстар, — уточнил он.
— Это стоит бешеных денег… — угрюмо напомнил Кипли.
Немигающий взгляд Хьюго уставился на его шею, где на тонкой серебряной цепочке болталась миниатюрная статкарточка, на которой у Кипли лежали все сбережения, что он успел скопить после окончания университета.
— Дарья Дмитриевна абсолютно права. Связь с Вербицким — это наш последний и единственный шанс, — произнес дройд, не сводя немигающего взгляда с шеи Кипли.
Роберт вздохнул и коснулся пальцами цепочки. Потом вдруг резко дернул, порвав ее, и протянул статкарточку Хьюго.
— На, проверь, хватит ли на соединение с Элио, — обреченно вздохнул он.
* * *Планета Элио. Президентский дворец на окраине Раворграда. Личные апартаменты Антона Вербицкого.
Три часа утра по местному времени
Несмотря на свой преклонный возраст, Антон Вербицкий выглядел достаточно молодо. На вид президенту планеты Элио можно было дать от силы лет шестьдесят, не больше. На самом деле в этом году ему стукнуло ровно сто двадцать, но Антон не сетовал на цифры.
Закончив просматривать подготовленный секретарем проект постановления, который касался создаваемого им Совета Безопасности миров, Вербицкий встал из кресла и прошел на балкон.
Пригладив короткий ежик совершенно седых волос, президент оперся о широкие мраморные перила, глядя на маслянистую гладь залива Эйкон.
Молодые раворы подросли, прижились на дезактивированной почве, и вновь над заливом гордо пламенели в ночи их яркие опалесцирующие факелы.
Раворы, гигантские, растущие на мелководье деревья, окруженные ореолами светящихся нитевидных водорослей, являлись Символом Элио.
А ведь он ясно помнил тот день, когда впервые увидел остекленевшую радиоактивную воронку с черной стоячей водой на дне, что располагалась на этом самом месте…
Вербицкий достал сигарету, размял ее в пальцах и прикурил. Прищурясь, посмотрел вдаль, где у начала пологого спуска к воде возвышался монумент экипажу колониального транспорта «Кривич», совершившего посадку на планету в далеком 2487 году. Все пришлось восстанавливать вновь, собирать по кусочкам, как и частицы собственной, обезумевшей и покрывшейся пеплом души.