– Отсюда все выглядит не так уж плохо, – пробормотал юноша. Он уже вырос таким же высоким, как его отец. Юноша был симпатичен, с огромными бирюзовыми глазами и темным крылом волос, постоянно падающим на лоб, но не скрывающим его радостного и оживленного лица. Он никогда не станет красавцем, но всегда будет отличаться привлекательностью и живостью.
– Да, – отозвался отец. Он не столько смотрел в иллюминатор, сколько искал кого-то на станции – возможно, инопланетянина, которые так часто бывали здесь.
Руки юноши сжались на раме иллюминатора.
– Я хочу быть пилотом, отец, – внезапно произнес он. – Так хочу, что не могу сдержаться.
Бизнесмен в изумлении взглянул на сына.
– Неужели?
– И всегда этого хотел, – юноша поднял голову. – Поэтому ты поступил правильно, отдавая меня.
Подбородок мужчины дрогнул.
– Рэндолл, я… я не отдавал тебя…
– Тогда продал. Меня – за новые методы захоронения отходов и очищения. Это спасет твой бизнес, это поможет Земле, а у меня есть шанс добиться того, о чем я мечтаю.
Сделка не была столь конкретной, но отец не стал разочаровывать сына. Он смутился.
– Не знаю… я действительно не знаю, что они хотят от тебя. Они говорили о летной школе, но…
Лицо Рэндолла осветилось медленной, широкой улыбкой. Бизнесмен при виде этой улыбки вспомнил о своей жене – ради нее он мог бы повернуть не только саму землю, но и солнце.
– Они не этого хотят от меня, – объяснил юноша. – Этого хочу я сам. И они дадут мне все – звезды, солнца и планеты. Ничуть не меньше, – и он повернулся, глядя на родную планету.
Спустя долгую минуту отец обхватил сына за плечи, и они застыли молча, ни словом не упоминая о прощании.
Резкий настойчивый звук пронзил его забытье. Палатон заставил себя очнуться от грез, столь же глубоких, как темная вода, затягивающих и влекущих его за собой. Он вынырнул в сознание и проснулся в кабине корабля-эскорта. Мгновение он лежал, прижавшись щекой к пульту, ничего не понимая. Затем звук – предупреждение о том, что кончается топливо – повторился.
Он протер глаза. Зудящий звук неприятно отдавался у него в голове, и Палатон оглядел панель, желая побыстрее выключить сигнал. Но затем важность сигнала заставила его выпрямиться, и он уставился на приборы.
Он еще был жив и рад этому, несмотря на острую боль, которая распространялась от запястья к плечу и груди. Он был жив и стыдился этого, потому что погубил четыре сотни жизней. Вездесущий Боже, ему не следовало сейчас бороться за собственную жизнь, но иначе он поступить не мог. Если удастся сообщить в Союз о провале миссии, тот примет решение о высылке новых кораблей.
Чтобы сделать это, необходимо выйти из Хаоса. Ему необходимо пробиться, неважно, что ждет впереди, и послать сообщение. А затем корабль будет медленно лететь в никуда, пока системы не прекратят работу или пока он не наткнется на метеорит, хотя скорее всего окажется в открытом космосе, совершенно не зная, где очутился и есть ли какая-нибудь обитаемая система в пределах досягаемости. И если он собирался пробиться из Хаоса, делать это надо именно сейчас, пока на корабле осталось хоть немного топлива.
Скрюченной от боли правой рукой он дотянулся до черного ящика, набрал команды и запустил их. Корабль ответил немедленно, ускорение отбросило Палатона назад, в кресло, и он застыл, с трудом переводя дыхание и не желая умирать.
Забавно, думал он, что мысль о полете до сих пор стоит на первом месте в его голове, пока не пришло время выбирать между полетом и жизнью.
Щит раздвинулся, когда корабль на огромной скорости вылетел из Хаоса и вернулся в реальный космос, а Палатон обнаружил, что смотрит в бархатную черноту на внешних границах системы звезды типа G. На пульте управления замигали индикаторы.
Он оказался не просто в космосе – оказался в пределах обитаемого космоса, по которому разносились переговоры рейсовых кораблей. Он удачлив, как дитя, как говорят чоя. Выбрав частоты Союза, он записал сообщение о провале миссии и запрограммировал его повторение, умолчав о собственной судьбе – она и так станет понятна любому, кто услышит сообщение. Если он останется в живых, то его спишут в отставку – конечно, если он не сможет подтвердить свое звание.
При невропатии такой надежды не было – последние крохи этой надежды сгорели, как нервы, образующие его бахдар и помогающие его работе. Палатон больше не был тезаром. Но, по крайней мере, он был жив.
Сигналы радиомаяка послышались от четвертой планеты. Палатон понял, что она обитаема, хотя скорее всего подвержена колонизации, а не населена местным народом. Палатон глубоко вздохнул и на этой же частоте сообщил о своей болезни, о кончающемся топливе и попросил разрешения на посадку. Краем глаза он заметил, что топлива осталось на несколько минут. Сейчас корабль еще мог совершить посадку, но времени оставалось совсем мало. Он стал ждать разрешения.
Боковые экраны привлекли его внимание. Палатон повернул голову и увидел, что с внешнего края системы быстро приближается корабль. Компьютер показал его положение на сетке и опознавательные знаки.
Ронин.
Палатон знал, что это наверняка совпадение, если только он не приблизился к одной из колоний ронинов. Корабль не мог проследовать за ним через Хаос. Но народ ронинов был известен безжалостностью – они вышвырнут его прочь, как только узнают, что он почти инвалид. Участь, о которой Палатон предупреждал Недара, грозила ему самому.
Палатон протянул онемевшие от боли руки и прервал и сигнал Союзу, и сообщение о кончающемся топливе. Он повернулся в кресле, включил систему обороны и попытался задействовать ее. Индикаторы слабо мигали. Он мог надеяться не на многое.
– Корабль-эскорт Союза, мы получили сигнал бедствия и требуем подтверждения.
Голос ронина, прозвучавший по связи, не оставил у Палатона ни малейших сомнений. Палатон заставил себя решительно ответить:
– Отвечаю ронину. У меня были затруднения, но теперь все в порядке.
Ему отчаянно хотелось спросить, где он находится и сможет ли сесть на их территории, но Палатон знал, что не посмеет обнаружить свою слабость перед ронином. Он стал ждать ответа.
Его заявление было встречено молчанием. На экране было видно, как корабль стал разворачиваться. Палатон устало следил за ним.
Корабль повернулся к нему даже быстрее, чем смогли показать приборы. Палатон выругался, когда руки подвели его при первой попытке настроить рамку прицела. Он дал предупреждающий выстрел – ему было нечего ждать. Действия ронинов явно выдавали их намерения.
Корабль ронинов скользнул в сторону, уклоняясь от длинного залпа. Палатон мрачно улыбнулся. По крайней мере, они поняли, что он не собирается шутить. Должно быть, сейчас они размышляют, насколько он болен и как долго сможет вести бой.
