на колоду и начинал читать мораль, в смысле, чтобы племенной котел всегда был полным, чтобы в хижинах всегда было сухо, нужно, чтобы каждый член племени в едином порыве делал все на благо племени. То есть то, что велят жрец и великий вождь. В противном случае ничего хорошего племени не светит — боги разгневаются. А чтобы такого не допустить, виновный должен понести жестокое наказание.
Провинившегося работника выводили к колоде, тот каялся в своих прегрешениях, его тут же растягивали на колоде животом вниз и самые сильные воины под дружное одобрение племени лупцевали бедолагу розгами по пятой точке. Наказуемый, получив свою порцию горяченьких, потирая битый зад, возносил хвалу богам за науку и клялся больше не косячить.
Вчера на неприятную церемонию нарвался Уршух — пожалуй, единственный из дикарей, не считая Амальги, с кем у Джоша сложилось что-то вроде дружественных отношений. Уршух был молоденьким парнишкой из команды собирателей. С утра и до самой темноты он бродил с сородичами по джунглям и укладывал в плетеные корзины все, что удавалось найти съестного, чтобы потом отправить это в общий котел. Но работником он считался неважным. Не раз его ловили на том, что вместо процесса собирательства он садился на камень и часами пялился в небо. «Скажи, Джош, а почему люди не летают, как птицы?» — как-то спросил он. Джош попытался ему объяснить, что есть мир, где люди очень даже летают на самых различных аппаратах, и он сам на таком летал, но Уршух только глянул на него грустно, как глядят на сумасшедших. Впрочем, Джош к этому давно привык.
Так вот, очень Уршуха существа летающие интересовали, от того и погорел. Неделю назад во время очередного прочесывания джунглей на подступах к Большой горе нашел он в куче перегноя невероятных размеров гнездо с четырьмя огромными яйцами. Но в котел попало только два. Еще с одним яйцом все было ясно, его сожрали жрец с вождем. Но в ходе следствия было установлено, что еще одно, четвертое яйцо Уршух скрыл. Конечно, если бы он признался, что заначил яйцо для дальнейшего поедания в одиночку, его бы поняли. Что ж, все живые люди, и на то боги и создали соблазны, чтобы смертные им поддавались. Но Уршух заявил, что яйца не съел, а уложил его в торф у горячего источника, чтобы посмотреть, что из него вылупится. Следственная группа отправилась на указанное место, но обнаружила лишь скорлупу. Вывод был очевиден: Уршух не только скрыл добычу, но и нагло врал племени! От того вина Уршуха считалась довольно серьезной. Но Уршух твердо стоял на своем, даже выведенный к колоде он повторил перед всем племенем: яйца не ел, просто хотел посмотреть, что вылупится! А оно вылупилось и улетело!
Такого наглого вранья Уршуху не простили. Особо усердствовал во время экзекуции главный жрец, видимо, сваренное всмятку яйцо, которое они с вождем умяли в две рожи, жрецу очень понравилось. Когда начали свистеть розги, Джош просто отвернулся.
***
Джош, не особо церемонясь, переступил через головы сидящих стариков и галдящих в четвертом круге детей, с удивлением заметил, что тростниковые циновки на земле лежат совсем новые, свежие, и уселся на одну из них. Что за черт, его привычные соседи по трапезе сегодня не были сами на себя похожи, все какие-то нарядные, в перьях, с бусами на шеях, в праздничных шкурах. И молчат, загадочно улыбаясь, в сторону костра пялятся. Что за новость такая? Да и с ужином что-то долго тянут, жрать хочется так, что в животе урчит, а мисок с варевом все не передают.
Подошел и уселся рядом Уршух. Вернее, не уселся, а улегся на живот. Сидеть после вчерашней экзекуции он по понятным причинам не мог.
— Что, болит? — тихо спросил Джош. Уршух погладил зад, сморщился и кивнул.
— На-ка приложи, — тихо сказал Джош, вынимая из-за пазухи и протягивая большой лист, с виду похожий на подорожник.
Уршух повертел лист в руках и аккуратно приложил его к ягодицам.
— Не знаешь, че так с ужином тянут? — снова шепотом спросил Джош.
— Щас сам увидишь, — пообещал Уршух. — Ой, мама родная, щиплет-то как!
— Ничего, ничего,
