— Как это — по моим словам?!
Люций помялся.
— Он считает, что тебе показалось. Не видит нужды продолжать расследование, особенно сейчас.
— Ах, показалось!
Электра подавила гнев и невольно восстановила в голове события того дня. Свои собственные призывы о помощи, панику, негромкий смешок, удаляющиеся шаги. Может быть, Квинт прав. Пусть он не хочет иметь с ней дел, не прощает ни гибели Фулька, ни ее демарша с легионерской высадкой на «Светоносный», это не значит, что он непременно неправ. Показалось? Ладно, это сейчас действительно не так важно.
— Сейчас не об этом. Люц, сядь и, пожалуйста, выслушай меня внимательно.
Адмирал, который стоял к ней спиной и разглядывал бронзовый силуэт орла, распростершего крылья над ее рабочим столом, повернул голову в полоборота. Знакомый до последней черты четкий профиль, нервно сжатые губы, лихорадочный блеск глаз. Почудилось ей или он уже разогнался почти до степени невменяемости — бесконечные совещания с капитанами, координация флота, и не того, прежнего, знакомого ему как перчатка, а неимоверно распухшего, почти троекратно превышающего Второй по численности. Как он справляется? Может быть, все-таки не нужно ему говорить?
А я, я как справляюсь?
Электра вздохнула и, осторожно подбирая слова, рассказала ему все.
Она ждала бурной реакции, гнева, недоверия — но только не полного равнодушия. Люций с умеренным интересом выслушал ее, задал пару вопросов.
— Родители вечно что-то придумывали. Руф ничего не показывает? Ну и хорошо. Так-то я был бы не против каких-нибудь мега-улучшений! Но думаю, это просто преувеличение и Гаев треп. Отвлекает тебя от по-настоящему важных вещей, сбивает с толку. А у мамы теперь не спросишь, с Марселем связи нет.
— Со Степью пока есть.
— А что ж ты своим не напишешь?
И впрямь, что же я им не напишу?
— Но ведь твой ксенос тоже что-то говорил про драконов, — вспомнила она. — Ллир. Говорил, то ты особенный.
— Конечно, я особенный! — Люций просиял и ей немедленно захотелось двинуть его чем-нибудь потяжелее. Сразу эта идиотская бравада и смешочки.
— С другой стороны, понятно, почему ты меня к себе больше не подпускаешь, — он внимательно посмотрел ей в глаза. Идеально красивые губы изогнулись, угол рта невесело дернулся вверх.
— Неужели?
— Конечно! Сначала я подумал, что тебе не хочется иметь дело с ожившим мертвецом, — сказал он ровным голосом. — Но теперь все стало понятнее. Не хочется делить постель с вероятным мутантом, да?
— Невероятным! — Они уставились друг на друга. С ним невозможно разговаривать. Нашел, как ее укусить. — Не боишься, что я тебе башку когда-нибудь проломлю? Какая к черту постель!
Самое время вынуть из нее немножко чувства вины.
— То-то ты с легионерами спелась. От Конрада своего риторике научиться успела?
— Ты способен услышать и воспринять хоть что-то, что не только тебя касается? Хоть разочек?
— Нет! Зачем лишней ерундой голову забивать.
— А мог бы подумать, что если это всплывет, то разразится скандал.
— Кто-то посмеет обвинить диктатора? Магистра эквитум? Не смеши меня. Да ты сейчас можешь даже само трехпроцентное ограничение отменить, сожгут тебя за это только после окончания войны. А она…
— Что?
— Быстро она не закончится, вот что! Прости, что я занят своими прямыми обязанностями и не очень хочу задумываться об идиотских измышлениях Тарквиния. И в любом случае, что там нашим родителям могут вменить? Запретят им дальше размножаться? Так они вроде бы больше и не планировали. Мама родила себе Порция и счастлива.
— А плодам таких экспериментов что положено, как думаешь? Гражданские права и должности диктаторов и адмиралов? Или быстрая эвтаназия?
Люций на секунду прекратил паясничать и задумался.
— А доказательства у Тарквиния есть?
— Если б были, он бы нас давно сожрал.
— Так что там положено? Экспериментам и плодам.
— Я так и не смогла найти однозначный закон. Нельзя сказать, чтоб не искала.
— Значит, это не алгоритмизировано. А раз так — должно работать прецедентное право.
— Если взять за прецедент проект «Нефилим», то перспективы безрадостные.
— Проект «Нефилим» — страшилка, обросшая слухами.
— Уверен? В любом случае, алгоритмы не могут предусмотреть все. Видимо, законотворческие силы были брошены на то, чтоб не допустить самой возможности таких нарушений.
— Тем более наши родители с этим бы не справились. Папа не стал бы и слушать такую чушь, он все-таки до болезни был главой Семьи и крупным чином в Генштабе.
Электра вспомнила Альбина. Как радостно было слышать в сумерках жужжание снижающегося флаера, хлопок откинутого люка, скрипучие шаги по гравию. Она делила эту радость с Люцием. Можно было выскочить из-за стола и оголтело мчаться навстречу, не боясь, что взрослые наподдадут. Встретить отца — это законно. Некоторое время после прилета Альбин распространял на них свою защиту — свежий запах одеколона, тиканье механических часов на руке, улыбку. Через полдня дома улыбка угасала.
— У него все силы уходили на преподавание и организацию. Тысячи противоречивых процессов на работе, тут не до тайных планов на дому. Да и дома он бывал хорошо если раз в неделю.
— Вот именно, что раз в неделю. Мог и не приметить, что дома творится. Да ты вспомни, в каком виде он был под конец! Не понимал, где он, кто с ним.
— Отец еще жив, между прочим, — Люций зло посмотрел на нее.
— Я не это имела в виду. Как он, кстати?
— Так же. Плохо. А твоя мама? Электра, уж прости, но Поппея производила впечатление женщины, неспособной разобраться даже в собственной косметичке. Гораций тем более.
— А что Гораций? Отец из них самый нормальный был.
— Постоянно какую-нибудь монографию писал. И ты всерьез думаешь, что они спланировали и провернули такой сложный план по усовершенствованию своих детей, что следов усовершенствования даже руфы не находят? Ну если только им сам Юпитер-громовержец помог известным образом! И Анна? Я не припомню, чтобы она у нас бывала.
Электра заколебалась. Может быть, он прав? Рассуждает логично.
— В любом случае я должна была тебе рассказать.
— Что ж, рассказала. Спасибо! Лучше ответь мне на вопрос — утвердила ли ты кандидатов в преторианскую гвардию. Это дело поважнее. И не увиливай, давай сделай это сегодня. Что бы там ни лопотал Квинт, но охрана у тебя должна быть самая лучшая.
— Квинт, ну конечно! Удивительно, что ты вообще его слушаешь, после того, что они тут натворили!
— Мне-то он верен, — Люций голосом подчеркнул слово «мне». — Постарайся завести себе своих верных. Да поскорее!
Позже она сидела в своем крошечном кабинете и лично просматривала список преторианцев. Алгоритмы подобрали подходящие досье, основываясь на индексе лояльности, личных качествах и еще множестве других факторов.
— Ты с ума сошла, в таком важном деле на алгоритмы рассчитывать, — сказал ей Люций.
— А на что же еще?
— Выбирай сама. А то они тебе наподберут. Это же будущие твои самые близкие люди. Алгоритмам только подбор отрядов карателей можно доверить.
— Каких еще карателей?
— Таких.
Электра углубилась в поиск и обнаружила очередную примету римской государственности: алгоритмическую возможность подбирать центурии «особого назначения», куда входили самые психологически устойчивые легионеры. Срок их службы автоматически уменьшался на треть. Рим даже зверствовать пытался с человеческим лицом.
Она привычно уже потерла лоб и углубилась в досье. Сто человек! Люцию она ответила — «нет уж, алгоритмы пока явно компетентнее меня. Но я потом еще посмотрю всех сама».
Теперь пришло время встретиться с ними. Беседовать с каждым никакой жизни не хватит; она распорядилась собрать их в своем собственном, не адмиральском пространстве, у диктаторского шлюза, и сотня рослых легионеров заполнила малую палубу под завязку.
— Salvete, milites.
— Ave, dictator.
