— Ишь злопамятный! — сказал Болотников. — Ну, спасибо, голубчик. Все ясно. Недаром говорили в старину: «Дело мастера боится». Вы объяснили просто и исчерпывающе. Приближаемся к Полтаве, — прибавил он, посмотрев в огромное, во всю длину вагона, окно.
Шарэкс продолжал мчаться с прежней быстротой. За зеркальным стеклом, сколько хватал глаз, раскинулась панорама огромного города. Высоко в небо уходили шпиля высотных зданий.
— Нет, это еще не Полтава, — сказал Муратов. — Это Селена, совсем новый город, выросший за последние пять лет вокруг ракетодрома. Это пригород Полтавы.
— Хорош пригород, — усмехнулся Болотников. — Побольше прежних столиц. Между прочим, я был здесь в последний раз ровно сто лет тому назад; это был сравнительно небольшой город. Я говорю, конечно, о Полтаве, а не о Селене.
Шарэкс начал замедлять ход. Мощный гул, едва слышный внутри вагонов, теперь как будто совсем смолк. А может быть, управлявший поездом автомат выключил двигатели, рассчитав, что инерции хватит до перрона станции.
Селена осталась позади. Быстро надвигались массивы окраинных зданий самой Полтавы.
Более нетерпеливые пассажиры стали подниматься со своих мест. Вагон не имел никаких перегородок, или купе. Он представлял собой одно сплошное помещение, пол которого был застлан мягким, пушистым ковром. Маленькие столики, буфетные и книжные шкафики, переносные экраны телеприемников составляли его обстановку. Кресла можно было ставить где угодно, по желанию пассажиров.
Металлический голос произнес:
— Полтава!
— Прощайте, голубчик! — сказал Болотников. — Мне было очень приятно познакомиться с вами.
— Вы долго пробудете в Полтаве?
— Недели две.
— Тогда не прощайте, а до свидания. Я буду здесь через три дня.
— Встречать Шестую?
— Вот именно.
— Ну, значит, увидимся, если вы захотите, конечно.
— Обязательно захочу. Кстати, вы знаете, что Гианэя будет здесь?
— Знаю и хочу ее видеть. До сих пор не пришлось. Только на снимках и на экранах.
— Вы хотите с ней познакомиться?
— Даже очень хочу, но как это сделать?
— Гианэю сопровождает в качестве переводчика моя сестра. Подойдите к ней, передайте привет от меня, и она вас познакомит.
— Спасибо! Я обязательно это сделаю. Гианэя меня очень интересует. Кстати, это ее действительное имя? Я хочу сказать, оно так и звучит на их языке?
— Не совсем так. — Муратов произнес медленно, растягивая слоги: — Гий-аней-йа. Вот примерно так звучит это имя. Так представилась она при первой встрече с людьми полтора года тому назад. Мы стали звать ее проще — Гианэя.
— И она?
— Сразу стала отзываться на это имя.
— Вы знаете их язык?
— Знаю все слова, которые смог запомнить. Примерно слов двести.
— Трудный язык?
— Да нет, не очень. Вас удивит то, что я сейчас скажу. В этом языке мне чудится что-то знакомое.
— Как это может быть? Язык чужой планеты…
— Мне самому это странно. Но никак не отделаться от впечатления, что слова звучат знакомо. Может быть, когда будет известно больше… Пока мы знаем немного. Эта странная девушка не хочет знакомить нас со своим языком.
— Но почему?
— На это может ответить только сама Гианэя. Попробуйте!
Шарэкс остановился. Перрон вокзала скрывала глухая стена предохранительного туннеля. В полу образовалось отверстие (казавшийся сплошным ковер разошелся в этом месте). Откуда-то из нижней части вагона скользнули вниз ступени широкой лестницы.
Болотников еще раз попрощался с Муратовым, еще раз поблагодарил его и вышел. С ним вышло человек десять. Снизу поднялись другие пассажиры. Муратов не спускался на перрон — он знал, что шарэкс простоит всего четыре минуты.
Прозвучал сигнал отправления. Люк в полу вагона закрылся. Ковер сдвинулся, и нельзя было заметить, где проходит его раздвижной шов.
Вагон чуть заметно покачнулся. Поплыли, рванулись, исчезли стены туннеля, поезд вылетел под открытое небо. Все быстрей и быстрей замелькали дома Полтавы, шарэкс стремительно набирал скорость.
Вскоре город исчез за горизонтом. По обе стороны полотна дороги расстилались бесконечные желтые поля. Всюду— виднелись вечелектры. Огромные, неуклюжие с виду, они медленно ползли среди моря хлебов, и, казалось, им не было числа. Шла вторая в это лето уборка урожая.
Муратов почувствовал, что голоден. Буфетный шкафик «снабдил» его стаканом горячего черного кофе и бутербродами.
Возвращаясь к своему креслу, Виктор вспомнил Болотникова.
«Славный старик! — подумал он. — Чудаковатый, но очень симпатичный. Интересно, как отнесется к нему Гианэя».
С откровенностью, какой не часто обладали люди Земли, девушка другого мира относилась к людям по-разному. Одним она улыбалась, охотно позволяла пожимать свою руку (сама она явно не была знакома с рукопожатием), к другим сразу же выказывала антипатию. Случалось, что она поворачивалась спиной к человеку, желавшему познакомиться с ней. И никогда не отвечала на вопрос, почему ей не нравится тот или иной человек. Было замечено, что чаще всего она хорошо относилась к людям высокого роста, тогда как малорослые люди, почти как правило, не возбуждали ее симпатий.
Первые месяцы пребывания на Земле Гианэя приветствовала людей поднятием открытой ладони до уровня плеча, но потом она перестала это делать. Молча протягивала руку для пожатия, но никогда не отвечала тем же.
«Скучает ли она на Земле? — думал Муратов. — Тоскует ли о своей родине? Почему не хочет ближе, глубже познакомиться с Землей и ее обитателями? Какую цель преследует Гианэя своим упорным молчанием?»
В том, что Гианэя ведет себя так с какой-то целью, Муратов не сомневался. Существовала причина, и причина серьезная. Но в чем она заключалась?
Муратова раздражала таинственность Гианэи. Именно поэтому он покинул гостью Земли сразу после того, как доставил ее на Землю. Он не терпел загадок, не поддающихся разгадке. А здесь была даже не загадка, а необъяснимая тайна. С первого же дня, с первого момента своего появления Гианэя замкнулась в себе, видимо заранее наметив линию поведения. Муратов знал это лучше других, был свидетелем первых часов и дней.
«Есть причина, есть! — часто думал он. — И кто знает, может быть, эта причина гораздо важнее, чем то, что стремятся узнать у Гианэи наши ученые».
Рукопись, которую он прочел, разговор с Болотниковым снова, в который раз, вернули его мысли к событиям прошлого.
Он помнил, помнил до мелочей все, что предшествовало появлению Гианэи…
