– Да, у него самая медленно выпиваемая пинта в районе, это факт, – сказала Риона, садясь в соседнее кресло.
– Это добродетель, – заметил Эреван, обходя его кресло с другой стороны. Он нес в руках наполненный до краев однопинтовый бокал с "Гиннессом", который тут же с большой осторожностью поставил на стол.
– Согласись со мной, Джимми, мальчик.
– Я согласен, – немедленно выдал Джим. – А с чем я только что согласился?
– Нельзя пить этот напиток быстро, – сказал Эреван. – Воздушные пузырьки совершенно портят вкус напитка.
– Если ты умираешь от жажды, то вкус уже так много не значит, заявила Риона и отпила, украсив лицо усами от обильной пены. Она тут же их поспешно вытерла. – Ронану нужно делать так, как это делают в городе – наливать напиток заранее и ставить его на полку, чтобы осела пена.
– Помои, – отозвался Эреван. – Это помои. Джимми, игнорируй эту женщину.
– Ты бы врезал мне, не сделай я этого, – сказал Кирк. Затем добавил. – И если бы я сделал это – ты бы мне врезал тоже.
– Тогда сиди спокойно, ты сбиваешь меня с мысли. Помои. Скажем, у бармена затруднения, подходит время закрытия, а он еще не продал эти полные стаканы, что тогда? Что помешает ему вылить их обратно в канистру и подать на следующий день? Помои, – это слово было сказано Эреваном с большим удовлетворением. – Каждый заботится о своем бокале.
И если требуется подождать, пока осядет пена, то это только цена, которую нужно заплатить за качество напитка, а ведь оно стоит того.
Джим улыбнулся и ничего не ответил, потягивая виски. К своей большой досаде он так и не смог понять пристрастия ирландцев к коричнево-черной пивной смеси, которую здесь называли не иначе, как напитком богов. Для него он по вкусу напоминал деготь. Он слышал это и от других, но замечания по этому поводу иногда перерастали в драки, пока Ронан не заявил, что обсуждение напитка является запрещенной темой.
– А что ты пьешь? – поинтересовался Эреван.
– Виски, – ответил Джим.
– О, нет, и для чего тебе понадобилось пить здесь виски?
Джим открыл было рот, чтобы засмеяться, когда в кармане куртки, наброшенной на спинку кресла, подал признаки жизни его коммуникатор.
Он давно не слышал этого звука, поэтому поначалу был ошарашен не меньше, чем Риона и Эреван.
– Телефон, – сказал он небрежным тоном, таким, какой только смог изобразить и, развернувшись, полез в карман, из которого, порывшись в мелочи, извлек коммуникатор.
– Кирк на связи, – сказал он.
– Спок на связи, капитан, – уголком глаза Джим отметил, как Риона и Эреван посмотрели друг на друга, позабавившись тем, что услышали еще одно имя, которое было им известно из новостей. – Вы заняты?
– Болтаю с друзьями. Вы хотите мне перезвонить?
– Нет необходимости. Очень скоро эта новость будет обнародована, если только ее еще не все знают. Я бы порекомендовал вам, капитан, отменить все отпуска. Надеюсь, вы оцените своевременное предупреждение.
– Что происходит?
– Этим утром на Вулкане прошло голосование, и они решили провести Референдум. Там требуется мое присутствие, и я подозреваю, что "Энтерпрайз" будет послан туда, чтобы напомнить планете об одолжениях, которые в прошлом ей делала Федерация.
Джим минуту сидел молча. Эта проблема назревала давно, и Джим ожидал чего-нибудь подобного. "В таких случаях, – подумал он, – я по-настоящему хотел бы ошибиться."
– Приказы еще не поступили?
– Нет, сэр. Но я расцениваю возможность их немедленного поступления в 93% или выше.
"Он имеет в виду, что уверен в этом, но оставляет за мной право провести еще один день в отпуске, – подумал Джим, проигрывая этот вариант, но неохотно отбросил его. – Лучше закончить с этим сейчас".
Он отставил в сторону бокал с виски.
– Хорошо, – сказал Кирк. – Дай мне полчаса, чтобы приготовиться, и я буду телепортироваться.
– Принято. Конец связи.
Джим щелчком закрыл коммуникатор, с сожалением посмотрел на Эревана и Риону и пожал плечами.
– Вот и закончились каникулы.
– Это ужасно несправедливо, – сказала Риона.
Он был с ней согласен, но ничего не оставалось, как только встать с удобного места перед огнем и заняться делом. Десять минут он провел в переговорной кабине, пытаясь вызвать кого-нибудь из конторы за взятым напрокат флиттером, еще пять минут улаживал дела по оплате с Ронаном, а затем некоторое время ушло на упаковку вещей, выгруженных из флиттера. Затем он стал ожидать, когда снова оживет его коммуникатор.
Он пожал руку Ронану , когда в его кармане раздался зуммер.
– Это меня, – с грустью сказал он. – Шахматную партию придется отложить. Береги себя.
– Обязательно. – Люди в баре кричали ему прощальные слова и махали руками: даже Ренни, дочь Ронана и его помощница, что-то кричала ему. Он не расслышал этого, но все же удивился: она была очень застенчивой и до этого сказала ему всего одно-два слова.
– Пардон? – переспросил он.
– Го мэир ту и бхвад эгус рат!
Он не поставил переводчик на режим включения этим утром. Джим озадаченно посмотрел на Ронана. Ронан сказал:
– Старинное ирландское напутствие в дорогу. Переводится как:
"Живи долго и процветай".
Очень медленно на лицо Кирка легла улыбка.
– Я вернусь, – сказал он, и если галактический герой на его месте устроил бы спектакль, телепортируясь из переполненного бара, то он просто шагнул в черную, со вспышками молний, ночь и закрыл за собой дверь, придержав ее, чтобы она не ударила на ветру.
Через несколько минут капли дождя уже спокойно падали на то место, где он только что стоял.
Расположитесь в определенном месте на поверхности Луны, скажем, где-нибудь возле медленно двигающейся границы, разделяющей планету на зоны дня и ночи, или в одном из Л5 жилых сооружений, раскачивающихся по всему миру, и вы увидите это без всяких помех: старую матушку Землю на руках новой Земли. Некоторые люди предпочли бы ее видеть именно такой. Не для них этот широкий, голубой, в клубах облаков диск, яркий, надежный. Они хотят тайны, они хотят, чтобы Земля была наполовину спрятана в древнем мраке ночи. Она всегда появляется оттуда, но, к облегчению этих людей, снова скрывается во мрак. Голубой свет переходит в более тусклый, угасая, и с последними вспышками темнокрасного все покрывает мрак.
И тогда появляются звезды. Они вечны так же, как и ночь, породившая их. По всей планете разбросаны сияющие драгоценности: ЭлЭй, Великий Пекин, Больше-Москва, ПлюПариж. Великие дороги по всем континентам светятся в ночи, тончайшие, как будто огненный паук соткал их паутину, кое-где виден мягкий свет. Он так мягок потому, что пробивается через воду, как в горах на шельфе тихоокеанского побережья Японии и старой Северной Америки. С краю возникает яркий обод, солнце непреклонно скользит по ощетинившейся постройками и естественным ландшафтом планете, но обод еще узок, словно простая жемчужнобирюзовая стружка, изгибающаяся под давлением ночи. И на какое-то время ночь вступает в свои права.
