Соломон Лурье - Путешествие Демокрита

Личинки стрекоз живут в воде постоянно. Когда они вырастают, то выползают на сушу, их твердая кожа лопается, и из нее появляются стрекозы, способные летать и дышать воздухом. Когда суши еще не было, море населяли одни рыбы. Затем из моря выступили материки, часть рыб вылезла на сушу, кожа их стала лопаться, и на свете появились первые люди, сперва голые и беспомощные. Только тяжелым трудом люди постепенно сумели улучшить свою жизнь и подчинить себе враждебную природу.

Целые дни Демокрит проводил с Левкиппом, поражаясь умению милетского мудреца ясными и убедительными доказательствами подтверждать правильность своих мыслей.

Дамасиппу нравилось, что сын совершенствует свои знания у заморского учителя. Он соглашался с Левкиппом, что только трудом и смекалкой можно добиться успехов в жизни. Он одобрял усердие сына, который допоздна засиживался над книгами, а рано на заре уже спешил к Левкиппу. Особенно он обрадовался, когда сограждане в знак уважения к ученому юноше избрали Демокрита на почетную должность архонта[6]. «Теперь, — говорил отец, — имя моего сына будет вычеканено на абдерских монетах. Какого еще бессмертия нужно ему? — удивлялся Дамасипп. — К чему он еще может стремиться?»

Поэтому Дамасипп решительно отказал сыну, когда тот попросил у него денег, чтобы отправиться для продолжения образования в страны Востока. Жизненные правила абдерского купца гласили: все, что не сулит прибыли, — бесполезно и на это не стоит тратить деньги. Демокриту пришлось смириться перед волей отца — путешествовать без денег было невозможно.

Как раз в это время Левкиппу пришлось покинуть Абдеры. Абдерские учителя сразу возненавидели милетского мудреца, отбивавшего у них учеников, и теперь, объединившись, сделали его жизнь невозможной. Левкипп решил отправиться в путешествие и звал Демокрита с собой. Демокрит попросил отца отпустить его с учителем, но снова получил отказ. Вспыхнула ссора. Отец пригрозил проклятием, и Демокрит, сетуя на свою участь, вынужден был подчиниться.

Ссора с отцом тяжело отразилась на душевном состоянии Демокрита, который считал, что мудрец не должен ни с кем ссориться, а особенно со своими близкими. Какая польза от того, что он высказал Дамасиппу все, что накопилось в его душе, что он высмеял ограниченность абдерских торгашей, назвал жизнь, прожитую отцом, пустой и неинтересной, упрекал его в скупости, в себялюбии? Все равно отец ничего не понял и только обиделся, а расстроенный Демокрит не мог спокойно работать и за несколько месяцев не написал ни одной строчки.

Неожиданная смерть отца заставила Демокрита еще больше пожалеть о своей несдержанности. Отец, хотя и жаловался после ссоры на неблагодарность старшего сына, но не лишил его наследства. Согласно обычаю, родовые земли, доставшиеся Дамасиппу от предков, нельзя было делить, и они перешли во владение Демокрита. Демокрит, как старший, кроме того, получил лучшую, считавшуюся наиболее почетной, часть наследства — земли, приобретенные Дамасиппом. Младшим братьям достались только нажитые отцом деньги, а также часть золотой и серебряной утвари. Братья обрадовались, когда Демокрит предложил им обменяться наследством: пускай они возьмут себе земли, а ему отдадут деньги. Братья тотчас согласились на такой обмен.

Получив деньги, Демокрит наконец‑то мог осуществить свою мечту о путешествии. Однако, когда он объявил о своем решении, возникли непредвиденные препятствия. Братья настоятельно советовали и даже требовали, чтобы Демокрит отказался от своей затеи, которую они называли вздорной и опасной.

Конечно, их слова ни на мгновение не могли поколебать решения Демокрита отправиться в путешествие вслед за своим учителем. Однако он признавал, что возражения братьев не лишены смысла. Опасностей действительно было много. Корабль мог попасть в бурю, которая разбила бы его в щепки. Часты были и нападения пиратов, захватывавших корабли и продававших путешественников в рабство. Своенравным восточным владыкам ничего не стоило убить чужеземца, если он им чем‑нибудь не понравился. И хотя Демокрит знал, где находится его учитель, добраться до него было нелегко, а возможностей попасть в беду — более чем достаточно. Однако, несмотря на все опасности, сотни греков все же побывали в Малой Азии, Египте и даже в Персии и Вавилонии. Но на риск шли либо бедняки, которым уже нечего было терять в родном городе, либо купцы, стремившиеся к крупной наживе.

Убедившись в непреклонности решения Демокрита, один из его братьев, Дамас, настоял на том, чтобы он взял с собою молодого раба Диагора. Диагору он и поручил опекать старшего брата, видимо не надеясь на благоразумие самого путешественника. Демокрит был тронут этим.

«Дамас, конечно, ограниченный человек, — думал он, — и не понимает, что знания могут быть дороже денег, но возражения его вызваны заботой обо мне».

Простившись с братом и друзьями, Демокрит отправился в путь. Главной целью его путешествия был Египет, куда, по его сведениям, должен был отправиться и Левкипп. Демокрит послал своему учителю письмо, но встретиться им не пришлось.

Демокрит глубоко вздохнул и огляделся. Под ногами поскрипывал плотный мокрый песок. В воздухе кружились и кричали чайки. Солнце склонялось к закату, и жара начала ослабевать.

«Вот я и в Египте! — подумал Демокрит. — А учиться у египетских геометров мне сейчас не придется. Где‑то сейчас Левкипп и что он делает?»

И, вспомнив об учителе, Демокрит зашагал еще быстрее.

«Когда же все‑таки он сделает привал?» — злился Диагор, глядя в спину хозяину и чувствуя, как ноги его ломит от усталости.

Наконец Диагор не выдержал.

— Демокрит, — окликнул он, — посидим немного.

— Ну что ж! Если устал, посидим! — согласился Демокрит.

Он опустился на землю, а Диагор, сняв сандалии, стал счихцать приставший к подошвам песок.

— Понравился ли тебе пифагореец Архипп? — спросил Демокрит.

— Человек он, видно, неплохой, — сказал Диагор, стараясь не упустить возможности поболтать и надеясь за разговорами посидеть подольше. — Я тоже не верю, чтобы душа умирала вместе с человеком. Но в остальном его учение мне не по вкусу. И так часто приходится оставаться голодным, а если еще привередничать в еде, то и вовсе помрешь с голоду.

— А ты не опасаешься, что ненароком можешь съесть своего отца?

— Хотел бы я, чтобы у меня не было других причин для опасений. К сожалению, рабу приходится бояться вещей гораздо более серьезных.

— А все‑таки?!

— Видишь ли, господин, по–моему, в наше время в первую очередь надо защищать человека. Заботиться о животных настанет время только тогда, когда люди перестанут убивать и мучить друг друга. Нет, учение пифагорейцев нам, рабам, не подходит.