— Убивший вполне мог напасть на Джарвея с целью сожрать, а затем обнаружил, что подобное мясо для него несъедобно. Вспомните о нашем котике. Он не притронулся ни к чему из того, что ему предлагали… — Смит помолчал, потом медленно продолжил: — Кстати, он достаточно крупный и сильный, чтобы проделать эту работу голыми лапками.
Мортон, видимо, слушавший беседу, перебил его:
— Эта мысль, по всей вероятности, закрадывается в головы многих из нас. В конце концов, он пока единственное живое существо, встреченное нами здесь. Однако мы не можем его казнить только на основании подозрений.
— Тем более, — произнес кто-то, — что я ни на мгновение не терял его из вида.
Прежде чем Гросвенор успел вмешаться, на общей волне послышался голос психолога Зиделя:
— Мортон, я тут переговорил напрямую с некоторыми нашими людьми. Поначалу все были уверены, что не теряли монстра из виду, но потом припомнили, что он имел возможность отойти на несколько минут. У меня самого осталось ощущение, что наш зверь все время находился поблизости. Но сейчас, думая об этом, я обнаруживаю пробелы. Были моменты, даже долгие минуты, в течение которых никто его не видел.
Гросвенор выдохнул, решив промолчать. То, что он хотел сказать, уже сказано.
Вместо него в разговор вступил Кент.
— По моему мнению, — заявил он непримиримым тоном, — мы не должны рисковать. Пусть это только подозрения, но надо уничтожить зверя, прежде чем он успеет загрызть еще кого-нибудь.
— Корита, — спросил Мортон, — вы здесь?
— Я здесь, шеф.
— Корита, вы с Крэнесси и Ван Хорном уже прошлись по окрестностям. Как думаете, этот кот может быть потомком ведущей расы планеты?
Гросвенор огляделся и заметил археолога, держащегося немного позади Смита; его окружали коллеги.
Высокий японец заговорил медленно, чуть ли не благоговейным тоном:
— Шеф, мы присутствуем при каком-то таинстве. Обратите внимание на всю величавость этих линий. Оцените размеры монументов. Данные существа, хотя и выстроили для себя мегаполис, оставались верны природе. Их сооружения не только украшены. Они сами являются украшениями. Вот эквиваленты дорической колоны, египетской пирамиды, готического собора, вырастающие прямо из почвы, значительные и в себе самих содержащие послание. Если сей мертвый пустынный мир можно считать родиной, значит, природа занимала важное место в сердцах его обитателей. Извилистые улицы только усиливают впечатление. Их машины показывают, что эти существа были математиками, но прежде всего они были художниками. Поэтому они не стали создавать город по расчерченным линиям, как, например, наша сверхвычурная столица. Во всем здесь явлена истинно художественная небрежность, глубокое радостное чувство, читающееся в кривизне и иррациональных пропорциях домов, сооружений, проспектов; ощущение силы, божественной убежденности в собственной правоте. То была не упадочническая, убеленная сединами цивилизация, но молодая, уверенная в себе и верящая в будущее культура. И затем она резко остановилась, точно познала свою битву при Пуатье и начала разрушаться, как старая мусульманская цивилизация. Или, словно, рывком перескочив целые века медленной приспособляемости, оказалась сразу в эпохе мировых войн.
Однако во вселенной нет никаких свидетельств того, чтобы какая-нибудь культура могла проделать такой резкий скачок. Закат цивилизации — это процесс, и он проходит медленно. Упадок всегда начинается с безжалостной постановки под сомнение всего, что ранее считалось священным. Убежденность перестает существовать. Истины, некогда непреложные, рушатся перед отважными аналитическими и научными умами. Скептики становятся высшим типом.
Я утверждаю, что данная культура закончилась внезапно, в самом апогее своего развития. Такая катастрофа непременно должна была привести в социальном плане к падению морали, возврату к праву сильного, звериным нравам, не смягченным никаким идеалом. Она также влечет за собой полное безразличие к смерти. И если наш котенок является потомком этой расы, он, несомненно, создание хитрое, скрытное, готовое без зазрения совести перегрызть глотку собственному брату, буде в том какая-либо выгода.
— Достаточно, — сухо сказал Кент. — Я охотно исполню роль палача.
— Протестую! — вмешался Смит. — Послушайте, Мортон, нельзя убивать зверя сразу, даже если он виновен. Это диверсия против биологии.
Кент и Смит метали друг в друга яростные взгляды. Наконец, последний сказал:
— Мой дорогой Кент, я понимаю, что вашему брату химику больше всего хотелось бы разместить по пробиркам и ретортам плоть и кровь котенка и приняться за разложение их на составляющие элементы. И тем не менее, с сожалением вынужден вам заметить, что вы слегка торопитесь. Мы, биологи, работаем с живым материалом, не с мертвым. Более того, у меня есть ощущение, что и физики предпочли бы бросить на него взгляд, пока он еще в живом состоянии. Таким образом, вы последний в списке. Вам надлежит смириться. Вы получите свою добычу где-нибудь через год, не раньше.
— Я смотрю на это не с научной точки зрения, — сдерживая себя, ответил Кент.
— Но именно так следует поступать сейчас, когда Джарвей мертв и для него ничего уже нельзя сделать.
— Я прежде всего человек и только потом ученый, — резко ответил Кент.
— И вы готовы под влиянием чувств уничтожить ценнейший научный экспонат?
— Я собираюсь уничтожить это создание, потому что оно представляет опасность. Мы даже не знаем, насколько она велика. Мы не имеем права ждать, когда оно выберет новую жертву.
Конец дискуссии положил Мортон. Он произнес задумчивым тоном:
— Корита, думаю, мы примем вашу теорию в качестве рабочей гипотезы. Но еще один вопрос. Возможно ли, что цивилизация, о которой вы говорите, утвердилась на планете позже, чем наша стала галактической, освоив всю эту систему?
— Вполне возможно, — сказал Корита. — Речь может идти о середине десятой цивилизации здешнего мира. В то время как наша, насколько мы сумели установить, является восьмой цивилизацией Земли. Каждая из десяти цивилизаций этой планеты, естественно, создавалась на развалинах предыдущей.
— В таком случае, котенку не должен быть знаком тот скептицизм, который заставил нас подозревать в нем прирожденного убийцу?
— Никоим образом.
В переговорном устройстве послышался горький смех Мортона.
— Ваши желания исполнятся, Смит, — сказал он. — Котенок останется живым. И если теперь, когда нам известно, кто он такой, что-то случится, то только лишь по нашему недосмотру. Не исключено, кстати, что мы ошибаемся. У меня тоже сложилось впечатление, что зверь все время был рядом. Возможно, мы несправедливы по отношению к нему и на планете водятся другие опасные создания…
