– Почему переработка отнимает на этот раз так много времени?
– Промедление выглядит так, как если бы было намеренным.
– Да, – мрачно согласился Кирк. – Как будто он по какой-то причине удерживает нас здесь.
– В высшей степени странно. Хотя господин Флинт, видимо, желает, чтобы мы задержались, в то же время его что-то тревожит. Логично предположить, что он осведомлен о каждом нашем движении… что он наблюдает за нами.
Пискнул передатчик.
– Здесь Кирк.
– Скотт, сэр. В официальных банках Федерации записей о Раине Кейпец нет.
– Сведения об арестах или тюремном заключении?
– О ней вообще нигде нет никаких биографических данных. Как и о Флинте.
– .Спасибо, Скопи. Кирк отключается. Как и о Флинте… Люди без прошлого. В таком случае чьей властью она здесь? Чем он ее удерживает?
– Я бы предложил в качестве неотложной задачи риталин.
– Давайте отыщем Маккоя.
Едва он направился к двери, вошла Раина. Она выглядела очень взволнованной.
– Капитан! – позвала она.
– Идите, Спок. Я встречусь с вами в лаборатории. Когда они остались одни, Раина сказала:
– Я пришла попрощаться.
– Я не хочу прощаться.
– Я счастлива, что вы будете жить.
Кирк изучающе посмотрел на нее. Она выглядела наивной, неуверенной, и все же где-то глубоко угадывалось непонятное упорство. Она стояла недвижно, как будто во власти сил, которых не понимала.
Он подошел к ней.
– Я знаю теперь, зачем я жил.
Он обнял ее и поцеловал. Их второй поцелуй оказался много длиннее первого, ее ответ неожиданно потерял невинность.
– Пойдем с нами, – хрипло сказал Кирк.
– Мое место…
– …там, где ты хочешь быть. Где тебе хочется быть?
– С тобой.
– Всегда.
– Здесь, – сказала она.
– Нет, идем с нами. Я обещаю тебе счастье.
– Здесь мне было так покойно…
– Детство кончается. Ты любишь меня, а не Флинта.
Долго-долго она стояла безмолвно, едва дыша. Наконец высвободилась из его объятий и убежала. Кирк так же долго смотрел ей вслед, а потом, со все еще бухающим сердцем, отправился в лабораторию.
Когда он вошел, Маккой сказал:
– Флинт лгал нам: риталина здесь нет.
– Но у меня перед глазами – показания трикодера, капитан, – сказал Спок. – Риталин – явно за этой-дверью. Дверь, на которую был нацелен трикодер, оказалась той самой, о которой Раина сказала, что Флинт запретил ей входить туда.
– Почему Флинт все время хитрит с нами? – спросил Кирк, внезапно приходя в ярость от постоянно растущей горы тайн. – Очевидно, предполагается, что мы войдем и возьмем его – если сможем! Давайте же не разочаруем этого знатока шахмат. Фазеры – на полную!
Но едва они вынули оружие, дверь сама начала с громыханием открываться. Из-за нее доносился монотонный низкий шум машин.
Кирк пошел первым. Сразу же бросились в глаза кубики риталина, лежавшие на одном из столов. Кирк торжествующе направился было к ним, но внимание его привлекло тщательно задрапированное тело на столе, выложенном плиткой. Стол этот украшала надпись: "РАЙНА-16".
Лежащее навзничь тело принадлежало женщине. Лицо ее, не вполне человеческое, напоминало кусок мертвой белой глины с прекрасно вылепленными женскими чертами и как-то неуловимо незавершенное. И все же, для сомнений не оставалось места: это было лицо Раины.
На другой стороне прозрачного футляра висел зажим с записями. Большинство закорючек вроде бы относились к области математики.
Как во сне, Кирк приблизился к следующему футляру. Тело в нем было менее завершенным, чем первое. На лице ясно виднелись следы работы скульптора; черты его были лишь грубо намечены. Но и оно принадлежало Раине – Райне-17.
– Физически – человек, – тихо сказал Маккой, – и все же не человек. Джим… она – андроид!
– Созданный здесь, моими руками, – зазвучал в дверях голос Флинта. – Здесь кончились века одиночества.
– Века? – переспросил Кирк.
– Ваше собрание шедевров Леонардо да Винчи, господин Флинт, – сказал Спок. – Многие выглядят написанными недавно – на современных холстах, новыми красками. А на вашем рояле – вальс Иоганна Брамса, неизвестное произведение, в рукописи, написанное современными чернилами – и, тем не менее, несомненно подлинное, как и картины…
– Брамс – это я, – сказал Флинт.
– И да Винчи.
– Да
– Сколькими же еще именами можно вас называть? – спросил Спок.
– Соломон, Александр, Лазарь, Мафусаил, Мерлин, Абрамсон… и еще сотня имен, которых вы не знаете.
– Вы родились…?
– В том районе Земли, который позже назвали Месопотамией, в 3034 году до рождества Христова, как сейчас принято вести счет тысячелетиям. Меня звали Ахарин, и был я солдатом – задирой и дураком. Я пал в битве с пронзенным сердцем… и не умер.
– Какая-то мутация, – зачарованно сказал Маккой. – Мгновенная регенерация тканей… и, очевидно, совершенное, неизменное равновесие между анаболизмом и катаболизмом. Вы поняли, что бессмертны…
– И что это надо скрывать: поселиться где-то, прожить часть жизни, симулируя старение – а потом двигаться дальше, до того, как заподозрят мою природу. Однажды ночью я исчезал или имитировал самоубийство.
– Ваше богатство, ваш интеллект, продукт веков изучения и накопления знаний, – сказал Спок. – Вы знали величайшие умы истории…
– Галилея, – сказал Флинт. – Моисея. Сократа. Иисуса. И я был женат сотню раз. Избранные, любимые, лелеемые… тихо ласкать, вдохнуть мимолетный аромат… а потом старость, смерть и вкус праха. Понимаете ли вы?
– Вы желали совершенной женщины, – сказал Спок. – Последней женщины, столь же выдающейся, столь же бессмертной, как вы сами. Навсегда вашей супруги.
– Задуманной моим сердцем, – сказал Флинт. – Я не мог любить ее больше, чем любил.
– Спок, – шепнул Кирк, – вы знали.
– Решающих данных не было. Как бы то ни было, господин Флинт выбрал планету, богатую риталином… я надеялся, что окажусь неправ.
– Почему вы не сообщили мне? – сурово спросил Кирк.
– Что вы на это скажете?
– Что вы были неправы, – сказал Кирк, – неправы. Да, я уверен.
– Вы повстречали совершенство, – сказал Флинт. – Что делать, вы его полюбили. Но нельзя любить андроида, капитан. Я люблю ее, она – мое изделие… моя собственность… она – то, чего я так страстно желал.
– И вы сложили здесь риталин, чтобы преподать мне это, – сказал Кирк. – Она знает?
– Она никогда не узнает.
– Пойдемте, мистер Спок, – устало сказал Кирк.
– Вы останетесь, – возразил Флинт.
– Почему?
– Мы знаем еще и о том, кто он, капитан.
– Да, – сказал Флинт. – Если бы вы покинули меня, за вами бы последовали любопытные… придурковатые, надоедливые; официальные лица, просители. Мое уединение – моя собственность, и я не желаю, чтобы благодаря вам оно нарушилось.
