Молодец Рин-тян, хорошую ванну на этот раз вырастила — хочешь сиди, хочешь лежи. И руки на бортиках удобно пристраивались, снимая часть нагрузки с седалища. Одно плохо — как дыхание не задерживай, всё равно в нос и уши слизь затекает. С ушами ничего не поделать, нужно ждать, пока слизь испарится, а вот нос приходилось прочищать, причём совсем не деликатным способом… шумно, суетливо, неэстетично. Хорошо, что меня никто не видит…
— Алекс?
Тьфу, м-мать! Аж подпрыгнул! Ладно хоть не соскользнул, а то бы ещё и нахлебался гадостной жижи…
— Лиз? — удивлённо уставился я на собственную благоверную, которая, оказывается, успела, пока я нырял, устроиться возле ванной на складной табуретке. — Ты чего? Поздно же…
— Не спится.
Ага, понятно… комбез на голое тело, тапки на босу ногу, да ещё и в «бомбер» закуталась. Явно только что из постели. И табуретку с собой притащила, вместо того, чтобы Рин-тян попросить вырастить «пуфик». Хотя на вид замученная, но не сонная, значит, и впрямь чего-то не того.
— Мелкие как?
— Нормально… им «Спрут» поёт, не переживай.
— А сама чего? Попросила бы…
— Не хочу. Он на меня плохо действует, потом как после снотворного.
Хм… странно. Лично я за собой такой «побочки» не припоминал. Неспокойная совесть? Похоже…
— И давно? — уточнил я.
— Третий день.
— Это нервы.
— Наверное…
Вовремя она, конечно. Хотя… чем не повод немножко от работы отвлечься? Да и благоверную мою явно что-то гложет, так что лучше сейчас разобраться, чем потом локти кусать.
— Ладно, Лиз, признавайся, в чём дело?
— Просто бессонница.
— Ага. И ты от бессонницы меня пошла искать.
— А чего тебя искать? — вяло удивилась Бетти. — Вот же ты, в ванне. Хотя… я даже не знаю…
— Говори, как есть.
— Как есть? Уверен? — переспросила Лизка. И, дождавшись моего кивка, огорошила: — Мне страшно, Заварзин.
Ого! Вот это удивила, так удивила! И это та самая Елизавета Заварзина, в девичестве Черноу, что славилась на всю Картахену бесстрашием, граничащим с безбашенностью, и такой же безмерной независимостью? Это что-то новенькое… понятно, что с появлением мелких она слегка остепенилась, но чтобы вот так, открыто, признаться, что ей страшно? Да она даже на колумбайновской станции до последнего страха старалась не выказывать, гонор не позволял! А тут такое…
— Странно, — хмыкнул я.
— Чего тебе странно, Заварзин?! — нахохлилась Лизка. — Что мне может быть страшно?
— Угу. Тебя даже «призраки» не напугали, о прочих мелочах молчу. А сейчас-то что? Мы на «Спруте», все в сборе, все живы и здоровы…
— Это другой страх…
— Э-э-э? — вопросительно посмотрел я на супружницу.
— Как бы тебе объяснить-то… вот те же «призраки» — это страшно здесь и сейчас, в конкретный момент и в конкретном месте. Если совсем припекло, можно хотя бы убежать. А на нас, я чувствую, надвигается нечто такое, от чего не убежишь. Этот страх новый. Не сиюминутный. Глобальный. Всеобъемлющий. Ползучий…
— Ну ты, мать, даёшь! — только и нашёлся я.
— Как есть, — пожала плечами Лизка. — И он копится. Страшно представить, что будет дальше.
— А с чего всё началось-то? — поинтересовался я.
— Сама не знаю… похоже, что с новостей.
Это да. Новости — одна большая проблема. И чем дальше, тем хуже. Если двое суток назад я в основном был занят переговорами и координацией действий клана и Корпорации, то потом, когда шестерёнки завертелись, переключился на внешние источники информации. И знаете что? Мало мне не показалось. В СМИ разразилась самая настоящая истерия, которая с каждым часом росла и ширилась. Началось всё, как нетрудно догадаться, с известия об исчезновении Антона Спиридонова с супругой. Как мы ни пытались замалчивать это событие, информация всё равно просочилась в прессу. И понеслось. Инфоповод на инфоповоде. То Спиридоновы перегруппировывают флот, то Завьяловы. То одни куда-то перебазируются, то другие объявляют повышенную готовность на инфраструктурных объектах, и чуть ли не мобилизацию. А тут ещё суд, арест имущества, обмен нотами протеста, заявления действующих глав… та ещё каша, короче. А когда всплыли данные о бегстве молодняка Спиридоновых, на новостных сайтах началась форменная вакханалия. Клановые территории Завьяловых, зона влияния Спиридоновых, «золотой треугольник» — все застыли в ожидании чего-то грандиозного и не самого приятного. Вслух о войне ещё не говорили, но наверняка многие думали. Немудрено, что и Лизке передалась всеобщая насторожённость, легко переродившаяся в подсознательный страх. И ведь даже не скажешь, что беспочвенный!
— Лиз, успокойся, это всего лишь страх неизвестности.
— Да я понимаю… но…
— Ничего не поделать, рано или поздно нечто подобное должно было случиться.
— Я не ожидала, что так рано.
— Я тоже, — невесело ухмыльнулся я. — И дядя Герман. И даже Спиридоновы, скорее всего, планировали устроить разборки чуть позже. Но нам с этим теперь жить, так что привыкай.
— А если я не хочу?
— Не хочешь жить?
— Не хочу привыкать. Разве это жизнь, в постоянном страхе? И если бы только за себя…
— Такова доля всех аристократов.
— Мы не аристократы.
— Увы, но… как бы помягче… Лиз, ты ведь и сама всё прекрасно понимаешь! К чему юлить? Мы именно что аристократия, только нового типа. Ну и называемся иначе.
— И как же?
— Корпоративный менеджмент. Да-да, именно так. Всё новое, как обычно, это хорошо забытое старое. Так что ни к чему плодить сущности и выдумывать термины. Хотим мы этого, не хотим, но Корпорация — суть тот же клан, даже структуры во многом схожи, равно как и функционал.
— То есть мы такие же, как и они?
— Ну, одно отличие всё же есть.
— Только не говори, что мы хорошие, а они плохие.
— Нет, дело не в этом. В нашей структуре меньше препятствий для личностного роста. Нет сословного деления и порождённых этим явлением препонов на карьерной лестнице.
— Заварзин, ты сам-то себя слышишь? — усмехнулась Лизка. — Хочешь сказать, что Алекс-младший не станет одним из директоров?
— Может и не станет.
— Но он же твой прямой наследник!
— Лиз, не путай владельцев активов с управленцами. Хозяин может и не являться членом совета директоров. Или сам не захочет, или другие его не пустят, если сочтут, что он не обладает необходимыми деловыми качествами. Акционер и наёмный менеджмент далеко не одно и то же. Уловила суть?
— Кажется, да. У него будет больше свободы, чем у нас.
— Вывод парадоксальный, но да, ты права. Он будет волен в своих решениях и поступках. И сам будет распоряжаться своей судьбой.
— Тогда получается, что мы… лучше кланов? Прогрессивнее?
— В чём-то — возможно. Но в чём-то наверняка и уступаем. Только время покажет, насколько жизнеспособной окажется моё… нет, наше детище! Ведь не просто же так в прошлом кланы вытеснили корпорации? Значит, на то были причины?
— Видимо, — пожала плечами Бетти. — Никогда об этом не задумывалась.
— А я вот задумался, — хмыкнул я. — Жизнь заставила.
— И что же надумал?
— Ну, мне кажется, что на тот момент кланы обладали одним важным преимуществом — упрощённой вертикалью власти, с единым центром сосредоточения. Как результат, они гораздо быстрее принимали стратегически важные решения, нежели корпорации с их бюрократическим аппаратом и системой голосований. Последним не хватило крепкой руки. Результат у нас перед глазами: кланы выжили, корпорации сгинули. Первые вытеснили вторых.
— А не боишься, что нас снова… вытеснят?
— Скажем так: опасаюсь. Но попробовать всё же стоит. Иначе зачем всё это? Зачем к чему-то стремиться? Чего-то добиваться? Ради одобрения высокородных снобов? Так оно в подавляющем большинстве случаев притворное, скрывающее банальную зависть. В лицо поздравляют, а за глаза последними словами поносят…
— Не очень-то ты любишь людей своего круга.
— А за что их любить? Я никогда не говорил этого вслух, но мне кажется, что кланы вырождаются. Их сила на заре становления превратилась в слабость на вершине развития. Внутриклановой конкуренции как таковой нет, все посты и привилегии распределяются по праву рождения, поэтому наверху оказываются далеко не самые лучшие представители аристократии. Зато между кланами конкуренция процветает. Казалось бы, для развития Человечества в целом это хорошо — чем жёстче борьба, тем быстрее появляется что-то новое, что-то, что даёт преимущество одной из сторон. А потом и другая сторона что-то новенькое придумывает, просто чтобы обеспечить собственное выживание. И так по кругу. Бесконечное противостояние брони и снаряда. А на деле же всё свелось к очень быстрому в исторической перспективе переходу человеческих государств к равновесному состоянию. Образовалась та самая система сдержек и противовесов, которая теперь тормозит прогресс — и технический, и социальный. До стагнации ещё далеко, но дело к тому идёт. И мне очень неприятно это осознавать. А ещё хуже то, что даже будучи главой клана, ничего нельзя изменить. Путь проложен раз и навсегда. Как рельсы старинных поездов. Знаешь, что такое «поезда»?
