Конверт был большой – так называемого формата А4 – и незапечатанный. Кроме написанного ручкой номера их с Николь комнаты, никаких других пометок на нем не оказалось. Пожав плечами, Иван раскрыл конверт и извлек из него несколько листов бумаги.
Текст был английским. На первом листе, в самом верху, значился его автор – Николь Декуар. Наткнувшись на имя француженки, Голицын уже хотел было спрятать бумаги обратно в конверт, как вдруг его внимание привлек набранный крупным шрифтом заголовок, а точнее – дважды встречающееся в нем слово «Russia» – Россия. Нахмурившись, Иван углубился в чтение.
Через три минуты Голицын в ярости ворвался в соседнюю комнату, где ночевали девушки.
Николь спала лицом вниз, ее одеяло наполовину сползло на пол, открыв обнаженную спину. При виде этого зрелища Иван было остановился, но тут же, бросив короткий взгляд на зажатые в правой руке листы с текстом, подскочил к кровати и схватил француженку за плечо.
– Николь! Слышь, Николь, просыпайся!
– А? Что такое? – чуть приподняв голову, Декуар нехотя разлепила веки и сонным взором посмотрела на Голицына, затем взгляд ее скользнул ниже, и рука приняла судорожно нашаривать одеяло. – Ты что, обалдел?! – справившись, наконец, с этой задачей, француженка натянула одеяло до самого подбородка, сдернув его при этом с собственных ног.
– Кто из нас обалдел – это мы сейчас выясним! – ледяным тоном проговорил Иван. – Что это такое?! – он сунул под нос девушке листы из конверта.
– Это? – нахмурившись, Николь вытащила из-под одеяла руку и взяла бумаги у Голицына. – О, уже прислали!
– Что это такое?!
– Что, что… Верстка моей статьи в «Сан», неужели непонятно?..
– Но… Почему?! – захлебнулся словами Иван.
– Почему, почему… Потому что ни одна французская газета у меня этот материал не взяла. А британцы сразу же заинтересовались.
– Плевать на британцев! Как ты могла?! Мы же договорились!
– Во-первых, ни о чем таком мы не договаривались, – проговорила Декуар, не отрываясь от чтения текста. – Я предложила вам помощь – вы отказались, вот и все. А во-вторых, еще сами же меня потом будете благодарить! Ваша партизанщина зашла в тупик – это факт! Сделать вы ровным счетом ничего не можете. Одноклассница твоя уже всем в отеле глаза намозолила – это тоже факт. Не сегодня-завтра ФСБ ее вычислит. И тебя вместе с ней. И все труды насмарку. А теперь пусть только кто-нибудь попробует вас – то есть нас – тронуть – такой шум поднимется! Так что считай, что я снова вас спасла. И что я слышу вместо «спасибо»?! Нет в этом мире благодарности! – и небрежно бросив бумаги на одеяло, Николь с видом оскорбленной невинности откинулась на подушку.
– Ну что ж, спасибо… – не находя других слов, Иван принялся собирать с кровати рассыпавшиеся листы. – Когда выходит эта твоя статья?
– Завтра утром, – соизволила ответить Декуар. – Все уже готово, они прислали мне текст на окончательное согласование. Чистая формальность.
– Завтра утром?! Тогда еще не все потеряно! Свяжись с ними, скажи, чтобы ничего не печатали!
– И не подумаю! – покачала головой француженка. – Такой материал! Не напечатаю я – на следующий же день выйдет за подписью кого-нибудь другого. Да и о чем я вообще говорю? Они ж мне уже даже гонорар перечислили! Теперь ничего снять нельзя, можно только немного подправить отдельные формулировки… Если ты настаиваешь, я, так и быть, этим займусь…
– Формулировки… Нет, формулировками тут не поможешь… – простонал Голицын.
– Ну, как знаешь, – пожала плечами Николь. Непослушное одеяло тут же поползло вниз, и девушка торопливо поймала его на полпути и натянула обратно. – Я, как всегда, хотела помочь…
– С такими помощниками врагов не надо, – буркнул Иван. – Лера, ты спишь? – он повернулся к стоящей у противоположной стены второй кровати.
– Уже нет, – раздалось оттуда.
– Скорее вставай и собирайся – мы уходим.
Боголюбова хотела что-то спросить, но француженка ее опередила.
– Куда это еще?
– Подальше от ваших длинных ушек, мадмуазель. Не хочу прочесть подробности нашего нового плана в сегодняшних вечерних газетах.
И, резко развернувшись, он вышел из комнаты, давая Лере возможность одеться.
– Ну что? Как считаешь, ужас-ужас-ужас или просто ужас? – мрачно спросила Лера, – откладывая прочитанные листы.
Они с Голицыным сидели в небольшом ресторанчике в районе метро «Маяковская». В столь ранний час в зале они были одни.
– Да полный финиш! – вяло махнул рукой Иван.
В статье Николь было все: и про Восточную Африку, и про Президента России, и про то, зачем Раноле все это нужно, и даже про Артура Максимовича Тимощука – все, что им удалось выяснить о замглавы президентской Администрации за последние дни.
– Может, еще обойдется… – неуверенно предположила девушка. – По сути, у нее же нет никаких доказательств! Даже твоей флешки!
– Нету, – согласился Голицын, машинально нащупав сквозь ткань кармана пластинку драгоценной флеш-карты. – Но как ты помнишь, она считает, что доказательства не заставят себя ждать – стоит лишь разворошить это осиное гнездо. Да и в любом случае пропагандистский эффект будет – мама не горюй!
– Это уж точно, – грустно кивнула Лера. – И что же будем делать?
– Есть одна мысль… – медленно проговорил Иван. – Завтра с утра нас обложат, как волков, голову не дадут поднять. И Тимощук этот сразу на дно заляжет – не подберешься. Получается, единственный наш шанс – нанести упреждающий удар. В нашем распоряжении почти сутки – можно попытаться…
– Попытаться – что? – задала вопрос девушка. – У тебя есть какой-то конкретный план?
– Не то чтобы конкретный… В общем, если бы нам, скажем, удалось захватить этого Тимощука и поговорить с ним по душам… Может быть, мы бы даже смогли узнать какие-то пароли, с помощью которых можно раскодировать Президента. Или, если это в принципе невозможно – внедрили на место куратора своего человека.
– Своего человека – это кого?
– Да неважно! Кого угодно – хоть меня, хоть тебя! Главное – иметь в руках нужный ключик.
– Ну знаешь… – протянула Лера.
– Так я и не говорю, что это будет легко!
– Какое уж там легко! Взять хотя бы самый первый пункт – Тимощука. Как ты думаешь к нему подобраться? Да еще до завтрашнего утра? Без охраны он не ходит – да он вообще, похоже, пешком не гуляет: только на лимузине рассекает. Наверняка бронированном, кстати. Так что будь у нас даже оружие…
– Для «Шилка» такая броня – не помеха, – тихо заметил Иван.
– Для «Шилка»? Откуда у нас «Шилк»?!
– Пока нет, – развел руками Голицын. – Но я знаю одно место, где он очень даже может быть.
– Да? И где же, интересно?
– У тети Зины, – коротко ответил Иван.
Как только стемнело, из подземного перехода у станции метро «Первомайская» появились двое. Стараясь не выходить на свет немногочисленных фонарей, они быстро двинулись вверх вдоль Девятой Парковой улицы, пересекли бульвар, пройдя еще немного, перешли неширокую улочку и, наконец, углубились в глухой темный двор.
– Может, все-таки, войдем как люди? – прошептала Лера. – В подъезд? Ключи у меня есть…
– Нет, рискованно, – тихо ответил Иван. – За подъездом они могут следить.
– Но я никого не вижу, – возразила девушка.
– Это ничего не значит: они могут быть где угодно.
– Тогда, по твоей логике, они могут ждать нас прямо в квартире! – фыркнула Боголюбова.
– Могут. Но тогда мы в любом случае проиграли. Так что давай уж действовать, как договорились.
– Ну, давай, давай. Тебе шею ломать.
Обогнув вытянутый пятиэтажный дом, они проскользнули сквозь редкие кусты к самой стене.
– Вот ее окна, – Лера указала на крохотный балкончик на втором этаже.
– Я знаю, – кивнул Иван. – Ну, давай, пожелай мне удачи!
– Удачи! – нащупав в темноте его ладонь, девушка ее коротко пожала.
– Спасибо! Ну, я пошел!
Окно первого этажа было забрано толстой, местами ржавой решеткой. Подпрыгнув, Голицын ухватился за нее руками, подтянул ноги и принялся осторожно карабкаться вверх. Полминуты – и он уже стоит на балконе этажа второго.
Балконная дверь была заперта, но окно рядом приоткрыто – летом Лерина тетя всегда спала с открытыми окнами. Просунув ладонь в щель, Иван приподнял старомодный металлический фиксатор и легонько толкнул створку. Чуть слышно скрипнув, та распахнулась.
Выждав несколько секунд, Голицын забрался на карниз и шагнул на подоконник.
Разбудить старушку он особо не боялся: по словам Леры, тетя Зина всегда принимала на ночь какое-то сильное снотворное, но искушать судьбу все же не следовало. Поэтому Иван не стал зажигать в комнате свет, включив крохотный, фонарик, специально на этот случай приобретенный им в киоске у метро. Узкий яркий луч выхватил из темноты потертое кресло, телевизор в углу, книжный шкаф со стеклянными дверцами… Он-то, этот шкаф, Голицыну и был нужен.
