Сказав это, Антоний примолк и налил себе чаю. При всем отсутствии чуткости, Электра понимала, что его гнетет. Марсель. Место, к которому все они привязаны, с которым связаны детские воспоминания. Друзья, родственники. Наверное, он тоже снова и снова просматривает проклятую запись с ликующей толпой. Как их заставили? Или они сами согласились. А как Анна заставила Третий флот пропустить врага? Или… не заставляла.
— Захотят ли они за мной идти в бой, вот в чем вопрос, — произнесла она вслух давно мучившее ее.
***
Казалось, отходя от Праматери, флот все более погружался в мир древних веков. Электра раньше не бывала нигде, кроме Земли и Марселя, и теперь иррационально чувствовала себя странствующей на краю ойкумены, среди баснословных чудовищ. Но разве эринии и не были чудовищами, родившимися из капель крови оскопленного Урана?
По вечерам удавалось выкроить время для ужина в близком кругу. Маленькая оранжерея в диктаторском секторе хорошо для этого подошла. Люций к себе не звал, да Электра и не настаивала. Ему и так тяжело — привык распоряжаться кораблем, как своей собственностью, а теперь здесь завелся целый диктатор со свитой. Зато адмирал охотно приходил поужинать на ее территорию, и кузен тоже не пропускал ни одного приглашения, а иногда и сам на приглашение набивался, приносил очередные кусочки паззла.
Оранжерея была полностью прикрыта прозрачным омниплексовым куполом, за которым внизу виднелась плоская палуба и куполообразные надстройки адмиральского сектора. При желании можно надеть скафандр с магнитными подошвами и прогуляться по обшивке, постучать в окно люцевой спальни или триклиния. Электра видела иногда, как он ходит там, у себя — двигался четкий силуэт на ярко освещенном фоне.
В прозрачных гидропонных подвесах зеленели фрезии, усыпанные бутонами, и почему-то фасоль, инженеры запустили когда-то сад в тестовом режиме, а потом никто ничего не менял. В целом получилось даже практично. Наверное, можно запрограммировать робота-садовника на что-то другое, но сейчас не до того. Электра ограничилась тем, что велела поставить здесь небольшой столик и несколько стульев, а также подключить синтезатор.
— Только не говори мне, милая кузина, что тебя не беспокоит ситуация на Марселе, — сказал Антоний во время одного из таких ужинов. Люций сидел напротив и мрачно разглядывал новоиспеченного советника через стенки бокала с игристым. Только что он ловко отбил ножом горлышко бутылки и явно с радостью повторил бы этот опыт с головой собеседника.
— Беспокоит. Но все, что мне приходит в голову — это как-то дотянуться и к Тартару отключить там все алгоритмы. Пусть Халифат подавится дотационным регионом.
— Там моя семья вообще-то, мама, отец, — Люций перестал прожигать взглядом Антония и посмотрел на нее.
— И брат, — добавила Электра.
— А, ну да, и брат, — Люций рассеянно отвернулся к обзорному окну. За подцвеченной золотом пленкой омниплекса сияла протяженная игловидная туманность, с узкой полосой тьмы в центре и голубыми, алыми всполохами на полюсах.
— А это неплохая идея, — Антоний оживился. — Алгоритмы — это энергоснабжение, роботы, медицина, пища, транспорт… Пожалуй, эгоистично порадуюсь, что папа и мама пару лет назад окончательно переехали с Марселя на Землю.
— Строительство, промышленность, связь, логистика, — Электра сощурилась азартно и зло. — И абсолютно все управление. Почему, кстати, переехали?
— Общественный климат разонравился, — кузен неопределенно пошевелил пальцами. — Что сказать, повесить обеспечение этих нужд на Халифат, это повесить им камень на шею. Отлично. Но скажи, тебе не жалко живущих на Марселе римлян? Не ты ли говорила, что у нас не гражданская война? Вряд ли все население планеты дружно решило приветствовать захватчиков. За что же поплатятся невиновные?
— Мне все равно, кто кого приветствовал. Ты думаешь, я их наказать хочу что ли?
— А ты не хочешь?
— Я хочу одного: чтобы наш противник не получал ресурс, а терял его. Желательно каждый день.
— В любом случае, пока не вижу возможностей тебя туда доставить, — сказал Люций. — Если ты не заметила, мы на большой скорости идем к Форпосту. Могу даже на карте показать.
— А ты не мог бы для разнообразия не оспаривать каждую мою мысль?
— Может и мог бы.
Потеря Марселя оказалась закономерно болезненной. Для всех. Когда спутники связи замолчали, вся система — планета, ее обжитые луны, ее искусственные сателлиты, научные и развлекательные платформы, парк грузовых судов и прогулочных яхт, — все это в единый миг исчезло, выпало из великой римской сети, ушло за пределы наблюдаемой жизни. Алгоритмы поддерживали автономное существование каждой колонии, внутри себя Марсель мог жить как прежде. Но Электра шкурой и костями чувствовала эту мертвую зону, темную область, куда не проникала и откуда не выходила информация. Для диктатора, имеющего власть подключиться к любому процессу, это выглядело как слепое пятно.
— Ты не представляешь, как бесит бельмо на глазу.
— Это бельмо на глазу…
— Что?
— Обитель нашего детства.
— И что теперь.
Первые последовательные воспоминания: домашнее обучение, потом студенчество с полудетской еще свободой, все это мучительным личным образом не выходило из головы. Время, когда жизнь не была омрачена ничем, кроме редких размолвок с Люцием и визитов матери. Хвала богам, у Поппеи вечно были какие-то дела, и на Марселе Электра обыкновенно торчала летом в Эндине, у Аурелиев, в их старом семейном доме. Она припомнила люцева брата Порция. В пору их юности он был смешным белоголовым мальчиком, обожал своего великолепного брата-пилота, будущего капитана, ходил за ним хвостом. Люций рычал и игнорировал, жалеет ли теперь?
Отучившись, Порций поступил на скромную гражданскую службу. Электра не знала наверняка, где он сейчас.
Что ж, у всех свои потери.
— Кстати о разнообразии, — бестрепетно вмешался Антоний, отодвигая тарелку. — Посмотрите, что я нашел, вытаскивая информацию о зарождении Халифата. Вы знаете, что именно Тит Ювенций увел от Земли корабли исхода? На двадцатый год после Основания. Это, Электра, к твоему вопросу о том, почему «они» откололись от Рима. «Они» были очень разные.
— Тит Ювенций Фундатор? Герой и победитель стратосферных войн? В каком смысле увел?
Электре вспомнились кадры из хроники в Центре солидарности — торжествующий триумфатор в древней силовой броне и лавровом венке приветствует толпу.
— В таком и увел. По всему выходит, что когда наши предки с таким трудом сколотили новый Рим, недовольных оказалась масса даже среди лояльных новому порядку граждан. Вакцины на всех не хватало, она плохо работала, алгоритмам еще нечего было собирать и распределять.
— И, дай угадаю, не все были готовы принимать дары Палатина, — вставил Люций.
— Почему?
— Потому, сестричка, — ответил за Люца Антоний, — что первой и на тот момент единственной оставшейся колонии разруха не коснулась. Палатин был банально сильнее и богаче Праматери.
Люций поморщился, не скрывая недовольства фамильярностью Антония. Выискался, тоже мне, братец. Но слушать ему было пока интереснее.
— Тит Ювенций принес на Землю разработки палатинских алгоритмиков, улучшенную вакцину — она уже не калечила, а продлевала жизни — и еще несколько лет бился за то, чтобы все это внедрить. Бился в прямом смысле, говорят, во время стратосферных войн корабли горели прямо в небе Праматери, на низких орбитах. Представляю, что там творилось. Пишут, что ядерное использовали.
Люций сжал губы. Ядерное оружие было под строгим запретом уже многие столетия.
— А потом-то что случилось?
— Римская идея заработала. За двадцать лет объединенными усилиями военных и флота построили прочное государство, справились с технологическим кризисом, повысили рождаемость. Однако мы знаем, что многие так и не приняли новый порядок. А сам Ювенций слегка изменил свои взгляды на идею объединения человечества под римской аквилой.
