с копьём от жука тоже приспособилась, и мне стало даже спокойнее.
Помогали, отвлекая на себя нечисть, и люди, которые раз в несколько минут появлялись, обгоняя и уносясь дальше. Были и прошаренные хитрецы, которые пытались за спиной прятаться.
А один старый пердун даже попытался Рыжей прикрыться. За что я его в обрыв на облако выкинул.
В финале лесной зоны нас ждал здоровенный пятиметровый леший, у которого в качестве трофеев насаженные на колья стонут. В общем, ничего не поменялось. Похоже, задача всех этих тварей подольше помучить. Люди всё равно возрождаются.
Стал задумываться, а кому это надо?
Как раз тогда, когда лешего дорубил с трудом, чуть без руки не оставшись. Рыжую оглушило, еле растолкал. Две тупые бабы по ней ещё пробежались, пока я отвлекался.
— Я ещё никогда так далеко не доходила, — призналась Алиса, очухавшись. — Ты чувствуешь?
— Музыка в башке играет, — поделился ощущениями.
— Да, похоже, Дэйна близко, поспешим.
Впереди ступени вверх, на вид ненадёжная конструкция. Будто в воздухе зависли, ни на что не опираясь. Уходят вверх, и пропадают в облачной дымке. Судя по ступенькам на глаз, очень далеко идти. И странно, что другие люди куда–то исчезли. За десять–пятнадцать минут нашей передышки ни один не прибежал.
Да и когда сами подошли к ступеням, по ним никто не взбирался. Хотя мы вперёд пропустили человек пять.
Подошёл ближе с опаской. Ширина ступеней метр, чуть в сторону и лети себе вниз. Сами ступени мхом красным обросли, и не внушают никакого доверия.
— Бенедикта? — Зову. — А точно туда нам?
Молчит. Похоже, только у сталактитов возражения есть с ними связь.
Стали подниматься. Ступенька за ступенькой, всё выше и выше. Вскоре, оглянувшись назад, я увидел, как мы высоко, и чуть не повело. Захотелось ползти на четвереньках, но тут Рыжая обогнала меня и побежала весело вверх, будто позабыла, что мы напарники.
— Алиса! Жди меня! — Кричу ей в выпуклую задницу, но этой хоть бы что. Через двадцать ступеней её застилает дымка. А следом я вижу, как вниз улетает копьё, которое я ей дал.
Твою мать.
Ковыляю следом, не зная чего и ждать. Репитеры молчат. Что душой кривит, они обосрались по полной программе.
Дымка становится плотнее, раскаты грома ближе и мощнее. Приходится действительно садиться и плестись на четвереньках, ибо ног не видно, как и места куда вступаешь. Теперь приходится наощупь ковылять. И да… со всем своим барахлом и горькой мыслью, что Рыжая могла всё–таки сорваться, потеряв контроль над собой.
На четвереньках ковыляю довольно долго, опасаясь, что молния вот–вот зарядит мне в зад. Считал ступеньки, но после пяти сотен сбился. Дымка стала рассеиваться. И вот он долгожданный выход на очередную платформу.
Теперь она, похоже, висит в воздухе, вдалеке ещё какая-то скала, над которой и долбят молнии, вспыхивая то белым, то красным. Держится воздушный остров на честном слове или некой магии. Дым расходится, давая новых впечатлений, как глоток свежего воздуха. Впереди простирается сад. От давно забытых естественных красок больно в глазах, но я терплю, выискивая противников. Пытаясь увидеть Рыжую.
Но всё впустую.
Вымощенная из камня на травянистой земле дорожка, не внушает доверия, особенно, когда по сторонам густые кусты. Сперва я трогаю плитки копьём прежде, чем вступить. Затем несмело наступаю. Кто–то сверху хихикает надо мной как раз между раскатами грома.
Потеряв терпение, начинаю шагать уверенней и прохожу в сад. Моя Рыжая сидит буквально метров через семь под кустом малины и наяривает за обе щёки, запивая прозрачной водицей из широкой вазы рядом, куда она опускает своё ошалевшее, одичавшее чумазое лицо.
— Алиса? — Зову, подступая.
— Всё моё! Отвали! Не приближайся!
Бью по щекам, трясу. Вроде сознание проясняется.
— Это же я.
— А… точно ты. А как тебя звать–то я забыла?
Млять, я и сам забыл! И вообще что тут делаю⁈
Мерзкие хихиканья лезут в уши, будто некая карлица сидит в кустах и расшатывает мою психику. Кидаюсь к воде, но Рыжая останавливает:
— Нет, это забвение.
А пить–то хочется. Но я держусь из последних сил, соглашаясь. Поднимаемся, поддерживая друг друга. И идём дальше по дорожке.
Вскоре я вижу ещё сидящих в кустах. И мужчин, и женщин. Они уплетают яблоки, давятся всякой смородиной. Повадки звериные, взгляды растерянные.
— Скоро я пойду искать своих рабов! — Раздаётся впереди девичий голос. — Кто плохо спрятался, будет наказан!
Вроде обычный голос, но до трясучки пробирающий.
— Это Дэйна, — шепчет Рыжая. — Надо спрятаться, как она велит.
— Да щас, — скалюсь, чувствуя, что мне нельзя идти у неё на поводу.
Хватаю Рыжую за руку и иду на голос.
Выходим на проталину с журчащими фонтанчиками, бьющими прямо из земли. И в большой беседке видим эту самую пигалицу! Сидит на беломраморном троне существо, напоминающее девочку лет пятнадцати, худощавую и совершенно лысую. С неестественно торчащими голыми сиськами размера четвёртого, пах вуалевой юбкой прикрыт, и это вся одежда. Из–за спины её змеи вьются штук пятнадцать, чешуя цвета кожи. Если в глаза красные с щёлками посмотреть, то уже и не скажешь, что это ребёнок. Скорее некая демоница, которой сотни лет. Есть в ней некое очарование, но не более того.
За ошейники на шеях цепями прикованы к яблоням три девушки с одной стороны и три мужчины с другой. Все молодые, красивые и обнажённые, но потерянные, взгляды источают безразличие.
Сидящую и смотрящую в абстракцию Миюки сразу узнал. И меня тут же осенило, зачем я здесь.
Дэйна смотрит заинтересованно и тянет улыбку гадливую, голову на бок склонив.
— Добрый день ваше демоническое, моё почтение, — пытаюсь быть вежливым.
Рыжая падает, неожиданно слабея. И расставляет ноги в миссионерской позе, начиная стонать.
Вздёргиваю подругу обратно.
— Простите, она перебрала ваших ягод, — комментирую, хлопая её по щекам.
