Ознакомительная версия.
– Да пошла ты, – пробормотал он, а затем взорвался: – Я устал! Ты сама знаешь, что в любом случае тебе достанется девяносто пять процентов работы. Я же старик! Ты и вообразить себе не можешь, как я стар. Позволь мне остаться и немного отдохнуть. Может быть, я найду какую-нибудь пищу. Может, напишу что-нибудь.
Ламия, присев на корточки, ткнула в его рюкзак.
– Так вот что у тебя там! Твоя поэма.
– Конечно, – подтвердил Силен.
– И ты все еще думаешь, что соседство с Шрайком поможет тебе закончить ее?
Силен пожал плечами, из последних сил борясь с головокружением.
– Да, он – убийца, этот блядский Грендель, выкованный в аду, – сказал он. – Но он моя муза.
Ламия вздохнула, прищурившись, посмотрела на солнце, уже сползающее к горам, а затем оглянулась назад.
– Возвращайся в долину, – предложила она негромко и добавила, немного помолчав: – Я тебя провожу.
Силен улыбнулся потрескавшимися губами:
– Возвращаться? А что мне там делать – играть в преферанс с другими стариками, пока эта тварь не пожалует к нам? Премного благодарен, но я лучше чуть-чуть здесь посижу и чуть-чуть поработаю. Иди, женщина. Ты можешь взвалить на себя больше, чем три поэта вместе взятых. – Он снял с себя пустые рюкзаки и фляги и протянул ей.
Ламия сжала спутанные лямки в кулаке, маленьком и твердом, как головка стального молотка.
– Ну, ладно, не дури. Мы можем идти медленнее.
Поэт с трудом поднялся, разозленный ее жалостью.
– Будь ты проклята, о дочь Лузуса! Если ты вдруг запамятовала, я тебе напомню, что все паломничество затеяно ради свидания со Шрайком. Твой друг Хойт этого не забыл. Кассад тоже все понял, и сейчас сраный Шрайк наверняка жует его безмозглые военные косточки. Ничуть не удивлюсь, если и тем троим в долине уже не нужна вода. Иди! Проваливай! Я сыт по горло твоим обществом.
После этой тирады Ламия Брон несколько секунд сидела на корточках, глядя на Силена. Затем встала, коснулась его плеча, за спину забросила ранцы и бутылки и быстро пошла прочь. Даже в юности он не умел ходить так быстро.
– Я вернусь этим путем через несколько часов, – бросила Ламия через плечо. – Будь здесь. К Гробницам пойдем вместе.
Мартин Силен молча провожал глазами ее удаляющуюся коренастую фигурку. Вскоре она совсем пропала из виду на юго-западе. Горы колыхались в знойном мареве. Он посмотрел себе под ноги и увидел бутылку. Значит, она оставила ему воду. Сплюнув, он сунул бутылку в карман рюкзака и вошел в поджидавший его сумрак мертвого города.
Когда они распечатали последние пакеты с рационами и принялись за полдник, Дюре чуть не потерял сознание. Сол и Консул перенесли его в тень, на ступени широкой лестницы Сфинкса. Лицо священника было белее его снежно-белых волос.
Когда Сол поднес к его губам бутылку с водой, Дюре попытался улыбнуться.
– Вы все довольно легко приняли факт моего воскрешения, – пробормотал он, утирая подбородок.
Консул прислонился к стене Сфинкса.
– Я видел крестоформы на Хойте. Они теперь на вас.
– А я поверил его… вашему рассказу, – сказал Сол, передавая воду Консулу.
Дюре провел рукой по лбу.
– Я прослушал диски комлога. Рассказы, включая мой, просто невероятны!
– Вы сомневаетесь в их правдивости? – поинтересовался Консул.
– Нет. Но трудно разобраться, отыскать общие элементы… связующую нить, что ли.
Сол прижал Рахиль к груди и стал тихо ее укачивать, поддерживая ладонью крохотную головку:
– А разве должна быть связь? Кроме Шрайка, конечно.
– Должна. – Щеки Дюре порозовели. – Затея с паломничеством не случайна. Как и то, что выбор пал именно на вас.
– Кто только не занимался отбором паломников, – возразил Консул. – Консультативный Совет ИскИнов, Сенат Гегемонии. Даже сама церковь Шрайка.
Дюре покачал головой.
– Да, это так, друзья мои, но за всем этим стоит единый руководящий ум.
Сол наклонился ближе.
– Бог?
– Может быть. – Дюре слабо улыбнулся. – Хотя я имел в виду Техно-Центр… искусственный разум, который так таинственно вел себя во время этих событий.
Малютка запищала, как котенок. Сол дал ей соску и настроил комлог на своем запястье на ритм сердцебиения. Рахиль, сжав крошечные кулачки, сразу задремала.
– Рассказ Ламии дает основание предположить, – заметил ученый, – что какие-то силы в Техно-Центре пытаются нарушить статус-кво… Дать человечеству шанс на выживание, не отказываясь вместе с тем от проекта Высшего Разума.
Консул указал на безоблачное небо:
– Все, что произошло – наше паломничество, даже эта война, – все подстроено противоборствующими силами в Техно-Центре.
– А что мы о нем знаем? – негромко спросил Дюре.
– Ничего. – Консул швырнул камешком в изваяние слева от лестницы Сфинкса. – Если вдуматься, ровным счетом ничего.
Дюре приподнялся, сел и принялся растирать себе лицо влажным платком.
– Тем не менее цель Техно-Центра удивительно схожа с нашей.
– И что это за цель? – спросил Сол, не переставая укачивать задремавшего младенца.
– Познать Бога, – просто ответил священник. – Или, если это не удастся, создать его. – Прищурившись, он посмотрел в глубь долины. Тени юго-западных стен уже дотянулись до Гробниц и почти накрыли их. – Я был одним из защитников подобной идеи в нашей Церкви…
– Я читал ваши трактаты о Святом Тейяре, – заметил Сол. – Вы блестяще доказываете необходимость эволюции к точке Омега – Божеству, не соскальзывая при этом в социнианскую ересь.
– Какую-какую? – переспросил Консул.
Отец Дюре слегка усмехнулся.
– Социн[6] – итальянский еретик шестнадцатого века от Рождества Христова. Был отлучен, потому что доказывал, что Бог – существо ограниченное, способное развиваться по мере того, как мир… Вселенная… усложняется. Я соскользнул в социнианскую ересь, Сол. То был первый из моих грехов.
Вайнтрауб не отводил глаз от священника.
– А последний?
– Помимо гордыни? – спокойно отозвался Дюре. – Величайшим из моих грехов была фальсификация результатов семилетних раскопок на Армагасте. Я пытался установить связь между тамошними исчезнувшими Строителями Арок и протохристианским культом. Такой связи не существовало. Я подтасовал результаты. Итак, вся ирония в том, что величайшим из моих грехов, по крайней мере в глазах Церкви, является нарушение научной этики. Как ни странно, в эти критические для нее дни Церковь готова примириться с богословской ересью, но не терпит подложных научных протоколов.
– Армагаст, наверное, похож на эти места? – Сол очертил полукругом долину, Гробницы и пустыню за скалами.
Ознакомительная версия.
