Звезданутые - Матвей Геннадьевич Курилкин

Целые полсуток Герман ползал по чужому кораблю, пытаясь разобраться в том, как тут все работает и управляется. И ему это даже удалось, вот что удивительно! Очень примерно, конечно, но все-таки. Правда, толку от этого никакого. Со всей очевидностью было ясно, что один человек управлять этой штукой никак не может. При создании подразумевалось, что кораблем будет управлять человек пилот с подчиненными ему несколькими десятками муравьев. Но можно обойтись и просто людьми, даже меньшим количеством — нужна команда из пяти индивидов минимум. В одиночку этот камень можно разве что расколотить обо что-нибудь. Кроме того, разгон, дальность полета, максимальная скорость и маневренность у камня не шли ни в какое сравнение с ликсом.

— В общем, штука как по мне очень хорошая и нужная, но не мне и не сейчас, — подытожил свои изыскания Герман. Он трезво оценивал свои умения в космической навигации, во-вторых… да, черт побери, бороздить просторы космоса в одиночку далеко не так интересно, как в компании симпатичной барышни! Тараканов у нее в голове, конечно, значительно больше оптимального количества, но Герман почему-то был уверен, что сможет ужиться с Тианой ди Сонрэ.

«Главное, не втрескайся опять», — говорил себе Лежнев. — «Чтобы потом не обижаться, когда ваши дорожки разойдутся». С последним советом, конечно, было трудно, и не только по причине слишком откровенной одежды и шикарной фигуры разведчицы. Тиана ди Сонрэ очень точно попала в типаж: Герману такие обычно и нравились. Немного взбалмошные, импульсивные, но настойчивые и целеустремленные. «Ноготочки, красивые тряпки и пустой щебет — это, конечно, хорошо, но нужно, чтобы у человека и за душой что-то было!» — Так рассуждал Герман. Да только попробуй еще такую найди… Ему вот, в прошлый раз, не повезло.

— Вот и правильно! — обрадовался Кусто. — Совершенно не нужный корабль.

Только теперь Герман сообразил, отчего так нервничал тихоход. Переживал, что Герман решит уйти. Парню стало неожиданно тепло и приятно: хорошо, когда тебя ценят просто за то, что ты интересный собеседник.

— Однако возможно, он останется моим единственным шансом. Тиане там еще не пришла в голову мысль улететь, оставив такого мерзкого меня здесь?

— Я не знаю, Герман, — печально вздохнул тихоход. — Она заперлась в каюте и просто медитирует. Со мной не говорит. Даже не поела с тех пор. Я переживаю!

— Нда, как-то она уже слишком долго хандрит, — согласился Лежнев, — как по мне, можно было уже либо успокоиться, либо там истерику какую-то устроить, чтобы выплеснуть раздражение.

В самом деле, ну злится человек, расстраивается. Так ничего удивительного — столько неприятных новостей одновременно! Мало того, что «ценный» пассажир оказался вовсе не таким ценным, как она думала, так еще и дорога домой теперь под большим вопросом. Другое дело, что Лежнев все равно не мог в полной мере осознать ее печаль по Родине. Нет, это нормально — любить дом. И стремиться вернуться — тоже. Герман, вообще-то и сам не собирался расставаться с Землей вот совсем. Картинка, которая успела сложиться у Лежнева по рассказам Кусто и обмолвкам самой Тианы не вызывала особого восхищения. Слишком формализовано у них все, слишком много правил. Да и отношение общества к армии… Какой-то мир победившего тоталитарного пацифизма получается, а тот факт, что все равно приходится воевать, местные предпочитают игнорировать. Тупость какая-то. И как можно любить такую Родину, которая тебя считает чуть ли не вторым сортом, Герман решительно не понимал. «С другой стороны, ей наши порядки тоже могут казаться ужасно идиотскими», — решил Лежнев. — «И она точно так же может удивляться, как можно такое любить. Всяк кулик свое болото хвалит!» Но все равно, сейчас-то чего так убиваться? Обстоятельства непреодолимой силы, что тут сделаешь? Ищи потихоньку дорогу домой, раз уж так хочется. Раз существует короткая дорога сюда, значит есть такая же в обратную сторону. Не вот прямо наверняка, но с большой вероятностью. «С голоду не помираешь, средство передвижения есть. Компания, опять же, хорошая — тоже!» Под хорошей компанией Герман скромно подразумевал свою персону.

— Ладно. Пойдем, поговорим, что ли с ней. А то она так до чего-нибудь плохого додумается. Депрессняк еще никого до добра не доводил, незачем его культивировать.