Беседуя, они направились обратно – в зал, где Фома оставил своих партнеров.
– О, не беспокойтесь! Это обычное состояние Монтелье.
– Неужели?
– Клянусь! Лично я ни разу не видел его довольным!
– Вы меня успокоили. А то я было решил, что дело во мне – или в вас…
Ситуация повторялась. Мужчины увлеклись беседой, оставив дам без внимания.
– А Фома сразу с тремя на саблях рубился! – беззастенчиво врезалась Регина в разговор, как истребитель во вражескую эскадру. – И победил! Жалко, вы не видели.
– В самом деле? – вежливо удивился Оливейра.
– Это, конечно, спорт, – сегодня Фоме самой судьбой было предназначено смущаться. – Нейтрализатор, защитное поле. Настоящий бой – другое дело…
– Полно, юноша. Настоящий бой грязен. Надеюсь, вам никогда не доведется защищать свою жизнь с клинком в руках. А спортивное фехтование прекрасно. В конце концов, в фехтовальных залах Эскалоны ученики тоже сражаются тупым оружием.
– А вы сражались боевым клинком?
Герцог не ответил. Казалось, он наблюдает за парой гимнастов, делающих упражнения на кольцах. Но Регина могла поклясться, что гимнасты интересуют Оливейру в последнюю очередь. Лишь когда пауза затянулась до неприличия, герцог еле заметно кивнул.
Но Фома не унимался:
– Интересно было бы сравнить спортивный и боевой опыт. У нас ведь тоже всё весьма реалистично. Никаких запрещенных приемов, как в бою.
– Уже интересно.
– Оружие – точная имитация. Вид, вес, баланс…
– «Раненому» начисляются штрафные очки? – предположил Оливейра.
– В месте «ранения» создается утяжеление. Ранили в руку – рука стала на килограмм тяжелее. Ранили в ногу…
– Остроумно!
– Не желаете попробовать?
Герцог молчал.
– Вы можете драться своей шпагой, – предложил Фома.
Герцог молчал.
– Это ничего, что она острая, – Фома неправильно истолковал молчание Оливейры. – Нейтрализатору всё равно. А вам, наверное, будет привычнее…
– Это церемониальная шпага, – герцог коснулся эфеса. – Ей не дерутся. Впрочем, я в любом случае не смог бы обнажить клинок.
– Почему? – заинтересовался Фома. – Фамильная ценность?
– Нет.
– У вас нет разрешения на ношение?
– Есть, – усмехнулся герцог. – С рождения, по праву рода Оливейра-ла-Майор. Помимо этого я оформил разрешение стандартного образца. Справки из наркологического и психиатрического диспансеров, справка об отсутствии судимости, тест на знание правил безопасного обращения с оружием… Всё у меня есть, юноша.
– Так в чем же дело?
– На борт пассажирского лайнера не пускают с холодным оружием. Мне бы пришлось сдать шпагу капитану. А потом – на хранение вашей таможне. Или объясняться с каждым швейцаром в ресторане, с каждым дежурным в транс-зале… Я предпочел оформить «пломбу».
– Что?
– Мою шпагу нельзя вынуть из ножен. Она не представляет опасности. Наносварка, «маячок» для полиции… Можно, конечно, бить ей по голове, как дубинкой. Надеюсь, вы не это имели в виду?
– Арсенал в вашем распоряжении, – сухо ответил Фома.
Регина нервничала, следя за разговором мужчин. Почему Оливейра так неприветлив с Фомой? Или это ей кажется? Тон разговора был вполне светским. Об оскорблениях и речи не шло. Тем не менее, девушка не могла отделаться от мысли, что схватка началась. Кружение на безопасной дистанции, обмен уколами, финты… Фома из кожи вон лезет, стараясь развлечь надменного гранда, а Оливейра нос морщит! Шпага у него церемониальная! Очень хотелось забраться герцогу в голову и хорошенько вправить мозги. Или хотя бы устроить душевный скандал. Это он ревнует, подумала Регина. Ревнует к Фоме. К его молодости, красоте, таланту…
– Благодарю вас.
В зале Оливейра с минуту прохаживался вдоль стойки с оружием. Остановился возле сабли, чья рукоять была упакована в решетчатую «корзинку», но передумал. Подержал в руках два широких тесака; вернул на место. Наконец выбор герцога пал на длинную и тяжелую рапиру с гардой в виде раковины. Поразмыслив, он взял еще и дагу для левой руки.
– Прекрасный выбор! – одобрил Фома, подмигивая остальным «рыцарям».
– Вы мне льстите.
– Итак, один против трех?
– Спасибо, я помню.
– Кто даст сигнал к началу?
– Сеньориты! – Оливейра поклонился девушкам. – Не откажите в любезности!
Сняв перевязь со шпагой, вызвавшей столько вопросов, он разместил оружие на стойке, в пустом гнезде. Там же герцог повесил и плащ. Крючки камзола он расстегивал так медленно, что это взбесило бы и статую. Оставшись в рубашке, Оливейра отсалютовал Фоме, повторил салют в адрес Синего с Красным – и опустил оба клинка к земле. Так и стоял, ожидая гонга: спокойный, внимательный, похожий на аиста. Девушки нажали кнопку – вдвоем, чтобы не поссориться из-за пустяка – и, не сговариваясь, завизжали от неожиданности, потому что при первом же звуке герцог сорвался с места, как стрела. Но вместо того, чтобы напасть на противников, Оливейра кинулся прочь – в дальний, пустующий угол зала.
«Трус!» – чуть не завопила Регина вслед беглецу.
Нимало не смущаясь столь презрительной оценкой своих действий, Оливейра домчался до боксерского мешка, подвешенного к потолку, и наскоро огляделся. Бросив оружие на пол, он двумя руками вцепился в стоявшие неподалеку гимнастические брусья. Тело герцога напряглось, на лбу вспухли синие жилы. К счастью, рама брусьев не была закреплена болтами. Подтащив снаряд ближе, Оливейра поднял оружие и встал в углу – аист на болоте. Теперь спереди его закрывали брусья, высотой до подбородка герцога, слева – мешок размером с человека, весивший не меньше семидесяти килограммов, а справа – стена, на которой была укреплена детская лестница для лазания.
– Надеюсь, это не запрещено правилами? – поинтересовался герцог.
– Нет…
Ошалев от такой прыти, Фома переглядывался с партнерами. Те смеялись – похоже, действия Оливейры пришлись им по вкусу. Серьезным остался только Фома. И он же остался на месте, когда Синий с Красным ринулись в бой. Бойцы неслись на «крепость», воздвигнутую Оливейрой, как два великана на замковую стену.
Герцог ждал их, держа рапиру клинком на плече.
Позже, вспоминая поединок, Регина удивлялась: как же много я, оказывается, увидела! Как много запомнила! Не склонная к эйдетизму, она и через двадцать лет могла восстановить краткий миг схватки в мельчайших подробностях. Спроси ее кто-нибудь: это твои воспоминания, или ты, радость наша, случайно прихватила часть увиденного Фомой? – девушка в растерянности пожала бы плечами. Одно она знала со всей определенностью: эмоции Линды наверняка «подписались» в память. С Линды от возбуждения слетела часть блоков. Поток чувств подруги захлестнул Регину, мешаясь с ее собственными. Откуда-то взялась гитара: сухая, нервная. Невидимки хлопали в ладоши, подбадривая гитариста. Азарт, похожий на опьянение, кричал хриплым, немелодичным голосом, где была любовь, и страсть, и что-то еще, неизвестное шестнадцатилетней девушке:
