доберемся до порта, если повезет. Ты как?
– Все хорошо, – на автомате отозвалась я, хотя от голода стала прозрачной. У меня болели глаза – верный признак истощения. Такое бывало, когда я во время сессии питалась исключительно яблоками.
Глайм кивнул и больше не приставал. Когда мы подъехали, Бэрд тотчас куда-то смотался. Бьёрн не успел подать мне руку – я вышла сама, но споткнулась и потерла лоб. Ох и заработаю мигрень своим выпендрежем!
На талию легла теплая ладонь.
– Тебе нужно поесть и поспать, – сказал Бьёрн.
– Нет.
– Не спорь, а? – раздраженно отозвался он. – Того гляди ветром сдует!
Я хрипло хмыкнула. Смешок был похож на предсмертный вздох старой вороны, но Бьёрн его оценил и улыбнулся – почти также тепло, как раньше.
– Я понимаю, что тебе хочется шкуры с нас спустить, но для этого нужны силы.
– Я уже не злюсь, Бьёрн. А ты?
– На тебя я не злился никогда, Тая. Ты ни в чем не виновата. У тебя рубашка промокла, – сказал он. – Нужна новая?
– Она быстро высохнет, – смутилась я. – Это хорошо, что молоко по-прежнему есть.
– Да.
Он подтолкнул меня к ближайшему дому, в тени которого стояли несколько столов и все до единого трехногие стулья. Я села на один из них и поудобнее расставила ноги, чтобы не шлепнуться. Однако тотчас откуда-то выбежала женщина в черной накидке и начала ругаться на неведомом языке. Прежде я местных жителей отлично понимала, но ее быстрые слова, произносимые резко и злобно, сливались в одно целое.
– Что она говорит? – спросила я Бьёрна.
Тот нахмурился и, прежде чем ответить мне, ответил незнакомке – холодно, спокойно, словно отдавал приказ роботу.
– Не переживай, ей просто не нравится твоя повязка. Она говорит, что недавно здесь были двое с точно такими полотнами. Ей эти люди не понравились…
– Девушка, высокая и красивая! Парень – у него был шрам на щеке? – воскликнула я. – Пожалуйста, спроси ее о них! Они в порядке?
Я нетерпеливо дернула Бьёрна за рукав, и он послушно задал женщине вопрос. Та сморщила нос, махнула ладонью, что-то отрывисто пробурчав. Потом сердито зыркнула на нас и заговорила.
– Они переждали бурю и отбыли некоторое время назад. Хотели взять еды… отказались платить за мясо. Ага, ясно. Сказали, что дорого, а припасы – говенные. Должен признаться, это правда, – сказал Бьёрн. – И мы здесь ничего покупать не станем. Эти люди, они кто? Твои попутчики?
– Хадра – дочь вождя Оазисов, Гарож – он вроде телохранителя.
– Ясно. И почему же этот «телохранитель» позволил тебе переться через пустыню в одиночестве?
– Я сама виновата. Не поймала веревку, потом упустила плюхня. Не вини их, Бьёрн. Они совсем молодые, хотя и родились в пустыне.
– Ты могла погибнуть одна.
Я длинно вздохнула.
– Но я здесь, Бьёрн, и не намерена сдаваться. Если ты хочешь просить меня отсидеться…
– Я бы попросил, но ты упрямая и не согласишься.
– И знаю, что буду права. Это моя дочь…
– Наша, – нахмурился мужчина.
– Хорошо, она наша, а потому мы в равной степени ответственны за ее благополучие. И как ты, интересно, собираешься спасать Любиму, если даже не знаешь, как она выглядит?
– Ты мне расскажешь. Наверняка я узнаю ее.
– По правде говоря, есть одна приметная черта… Но я не скажу, Бьёрн, чтобы ты снова не бросил меня.
– Я не бросал, – сквозь зубы произнес он. – Почему ты не веришь мне?
– Верю, – пробормотала я. – Но у меня нет сил и дальше спорить. Давай просто поедем дальше.
– Ты стала рассеянной, Тая. Мы ведь договорились поесть и поспать.
– А, ну да.
Бьёрн взял меня за плечо и потянул к машине.
– Знаешь, лучше пойдем-ка отсюда. Мне не нравится, как на тебя смотрят.
– Пусть глядят. Мне все равно, – сказала я равнодушно.
И снова Бьёрн нахмурился.
– Тая, мне не по душе твой настрой.
– Я уже сказала, что не могу думать о хорошем. С того момента, как я попала на корабль к Бэрду, вся моя жизнь стала страшным сном. Это он во всем виноват, но… и ты тоже.
Бьёрн вздохнул и усадил меня на заднее сиденье. Хорошо, что Элиас и Глайм куда-то отошли, без них мы могли вести себя почти как прежде. Я уже через минуту поняла, что за надежной стеной печали никак не могу разглядеть прежнего Бьёрна и свои страстные чувства. Их осталось совсем мало.
Когда мужчина дал мне внушительный бутерброд, я проглотила его в два укуса. Бьёрн тотчас протянул мне еще один, я и его умяла с жадностью. Затем последовала каша неизвестного происхождения, а за ней чай, правда, не совсем такой, к какому я привыкла.
– Расскажи, что с тобой было с того момента, как ты оказалась у Бэрда, – попросил Бьёрн. По правде говоря, у меня не было желания все это вспоминать, но мужчина склонился и добавил: – Коротко о главном. Пожалуйста. Это важно.
Пришлось уступить. Я рассказывала отстраненно, как можно быстрее проговаривая самые жуткие мгновения. Лучше бы этого никогда со мной не происходило… Но самым страшным было то, что Бьёрн не собирался меня утешать. Он слушал – и только. Ничего не сказал, не взял за руку. Я так ждала этого, но, наверное, после вспышки гнева и правда заслужила одиночество.
– Где мне можно поспать? – хрипло спросила я.
– Здесь безопаснее всего. Отдохни пару часов, потом поедем дальше.
Я кивнула и, завернувшись в плащ, свернулась клубком на сиденье. Значит, все и правда кончено.
Проснуться выпало в дороге. Я ощутила, что голова моя лежит на чьих-то коленях и распахнула глаза. Радость тотчас угасла – это был Глайм. Он улыбнулся ободряюще, и я натянуто улыбнулась в ответ. Значит, мои догадки подтвердились. Неужели Бьёрн и правда охладел ко мне? Мой гнев был хоть и плохим, но чувством, а вот от его реакции мороз шел по коже. Глядя в затылок Бьёрну, я снова начала закипать. Он мог бы постараться понять! Или ждет, что я стану просить прощения? Но за что? Сам же сказал: я не виновата! Или он говорил одно, а чувствовал другое?
Я села и уставилась в окно. Слезы текли по щекам, тихие и спокойные,
