В обширном помещении началась паника.
Майор, который, лапая кобуру импульсного пистолета, пятился от Велехова, словно тот был прокаженным, налетел спиной на пульт управления и остановился, выпучив глаза.
Денис сам не понимал, что происходит.
Ему было так плохо, что все прошлые страдания показались сладким сном перед тем ужасом, что творился внутри него сейчас.
Он чувствовал, как чуждая воля подчинила себе его обессилевший мозг.
Он смотрел вокруг не своими глазами, и в нем клокотала такая ярость, такая горечь, такая злая, вселенская обида на этих существ, затоптавших окровавленными подошвами армейских ботинок все, ради чего он принял смерть, что Денис, сознание которого все еще сопротивлялось, чисто по-человечески не приемля происходящей внутри него смены метаболизма, вдруг устыдился своего инстинктивного отвращения…
Это существо, память которого насильно внедрили в его мозг, имело право…
Он не видел суматохи, что царила вокруг.
Вокруг Дениса, чье тело билось в конвульсиях на осклизлом полу, мгновенно образовался вакуум.
Майор, что пялился на него, очнулся от шока.
Там, куда попадали выделения Дениса, все вскипало, истекая ядовито-желтым, вонючим дымком, но он сам, казалось, не пострадал, лишь одежда на нем уже напоминала скорее лохмотья, чем униформу…
Из-под прорех расползшейся ткани были видны участки его бледной, похожей на пергамент кожи, под которой блуждали багровые пятна…
Майор, сам бледный как смерть, видел в нем уже не человека, а какое-то отвратительное существо, что казалось ему сродни тем препарированным трупам, что валялись на полу около разбитых колонн…
Возможно, в чем-то он оказался прав.
— Отходим!.. — Майор наконец выцарапал из кобуры импульсную «гюрзу» и поднял оружие, целясь в лоб распростертому на полу Денису.
Тот уловил движение и мучительно поднял глаза.
Лицо Велехова, искаженное мукой, походило на маску смерти. Багровые пятна, что, словно живые, ползли под кожей, делали его изменчивым, зыбким, будто сами черты дрожали, перетекая с места на место.
«Гюрза» прыгала в руках майора в такт колотившей того нервной дрожи.
С усилием приподняв голову, Денис внезапно подался вперед и плюнул.
Плевок попал прямо в лицо командиру группы спецназа.
Несколько секунд тот еще целился в Велехова, а потом вдруг заорал, дико, нечеловечески, и стал падать.
Его лицо пожирала какая-то зеленоватая субстанция, а «гюрза» в руках билась, словно живая, кроша запоздалым автоматическим огнем и так порядком изрешеченную аппаратуру…
Голова Дениса упала на грудь.
Он больше не мог. Все. Точка…
Но сознание не уходило, как бы он ни желал того. Закрыв глаза, Велехов лежал на полу, изредка содрогаясь в конвульсиях, а вокруг, средь наступившего хаоса, криков, выстрелов и приказов, витала невидимая, выношенная в его теле древняя смерть, и голос, что был способен свести с ума своим спокойным бесстрастием, продолжал вещать, как на лекции или инструктаже:
«Внимание! Уровень блокирован! Зона заражена неизвестным экзовирусом! Всем срочно покинуть отделение лабораторий! Повторяю…»
Никто уже не обращал внимания на Дениса.
В проеме выбитых дверей возникла давка.
Впереди, у перекрестка тоннелей, медленно ползли навстречу друг другу два аварийных створа, и бойцы, что в панике отступали от лаборатории, прекрасно осознавали, что все, кто не успеет к ним, обречены сдохнуть средь пузырящихся луж ядовитой субстанции.
Экзовирус… Одно это слово действовало на людей, которые из поколения в поколение двигались по планетам, как страшное проклятие…
Первым, как ни странно, на перекресток выскочил Ланге.
Сейчас он совсем не походил на владыку Форта Стеллар. Растрепанный, бледный, с перекошенным лицом, он едва мог говорить.
Створы ползли навстречу друг другу, а к ним бежали оставшиеся без командира спецназовцы. Им оставалось всего-то пятьдесят метров…
— Огонь!.. — задыхаясь и кашляя, проорал Джедиан оторопевшему патрулю. — Там заражение! Не выпускать никого!
Когда герметичные створы сошлись, то за ними, казалось, уже не было никого, кто остался бы жив.
Джедиан, который только что испытал самое сильное потрясение в своей жизни, прислонился к стене и медленно сполз по ней.
— Врачей и экзобиологов… — прохрипел он, отирая выступившую на губах пену. — Быстрее! — вдруг заорал он, почувствовав дурноту.
Старший патруля, сам бледный, как смерть, метнулся к встроенной в стену коммуникационной панели…
***
Истребитель лежал на брюхе, занимая собой почти весь ствол старой, давно бездействующей вентиляционной шахты.
Между ним и безвоздушным пространством находился всего один шлюз, заваренный наглухо еще лет двадцать назад, когда силовой купол города сдвинулся и шахта вентиляции, попав своим устьем в зону вакуума, оказалась не у дел.
Такое случается во всех больших городах: что-то строится, что-то ветшает, а что-то остается вне зоны действующих коммуникаций.
За хвостовыми стабилизаторами машины вентиляционный канал пересекал еще один шлюз, но в отличие от других деталей этой давно позабытой технической ветки он выглядел достаточно свежим, и на его швах вместо ржавчины еще держалась окалина.
Дейвид Ворсмер, который сидел за активированными панелями управления, вспомнил, как сажал машину в узкую шахту несколько суток назад. Тогда ему казалось, что столь филигранная посадка является самой сложной частью операции, но теперь он понял, что ошибался.
Он согласился бы еще десяток раз пролезть на своей машине сквозь игольное ушко, лишь бы кончилось это затянувшееся сверх всяких сроков ожидание.
Он понимал, что там, внизу, что-то случилось, иначе ребята уже давно бы вернулись…
Бортовой хронометр истребителя продолжал отсчитывать тягучие секунды, проведенные им средь гулкой тишины, неизвестности и тревоги.
По всем правилам он должен уходить.
Операция сорвалась, ребята погибли…
Дейвид не хотел верить в это. Не мог, как бы ни приучали его к дисциплине и субординации. Пилот хоть и входил в состав боевой группы, но у него оказался свой взгляд на эту работу.
Слишком часто он видел в глазах тех, кого подбирал, такую благодарность за то, что не взлетел, задержался, вытащил… что даже кровь и потери как-то сглаживались, ранили не так сильно…
Вот и сейчас… Дейвид не слышал ни звуков стрельбы внизу, ни криков, ничего, его обволакивала гулкая тишина, а таймер, на котором бежали зеленые цифры секунд со знаком минус перед ними говорил: улетай, беги, все кончено…