— …Чистыми, сытыми — к половине шестого здесь, в этом же кабинете. А теперь иди, рядовой! Собирайся! — Дюпрейн проводил рядового взглядом, а потом повернулся к Барклифу. — Что вы ему сказали?
— Я?!! — Барклиф усмехнулся. — С чего вы взяли?
— У рядового вид, будто он ангела увидел… Вы сказали ему о цели нашей операции?.. Это нарушение приказа! — Дюпрейн зло прищурился, смотрел так, словно прожечь насквозь хотел.
— Не беспокойтесь, капитан. Он ничего не знает. Хотя, признаюсь, меня подмывало поделиться тем, что я знаю. — Барклиф выдержал этот взгляд и ответил усмешкой.
— Почему с вашей стороны я весь день встречаю одни колкости и недовольство? Что это? Личная неприязнь? Или тут что-то другое?.. — капитан подошёл к окну, медленно развернулся, глянул на Барклифа поверх плеча.
— Вы уже окончательно решили включить Тайлера в свою команду, капитан? — в свою очередь спросил тот, даже не обратив внимания на вопросы Дюпрейна.
— Того парня? — капитан мотнул головой в сторону двери. — Да! А что? Вы против? Даже комендант, полковник Аллан, не имеет таких полномочий. Даже он не может мне запретить… Неужели же вы, лейтенант, думаете, что ваши доводы смогут меня переубедить? Я сам набираю людей в свою команду! Тех, кто мне подходит! И своего решения я менять не собираюсь!
— Даже если я попрошу вас, как человек человека? — Барклиф глядел на капитана из-под сурово хмурящихся бровей.
— У вас что, личные интересы? — Дюпрейн смерил Барклифа насмешливым взглядом. — Этот рядовой — ваш хороший знакомый? Брат? Друг? Или это что-то более серьёзное? Извините, но в голову лезут совсем нехорошие мысли?! — Дюпрейн громко хмыкнул.
— Я бы посоветовал вам, капитан, спрятать свои мысли, сами знаете, где! — вспылил Барклиф, выпрямился, оттолкнувшись от столешницы руками.
— А что же тогда? — капитан стоял как раз напротив и видел, как исказилось лицо лейтенанта. Барклиф был оскорблён подозрениями Дюпрейна и не скрывал этого.
— Извините, если я вас обидел своими нескромными догадками, — поспешно заговорил капитан, в надежде загладить возникшую неловкость. — Я не думал вас оскорбить или обидеть, но вы же сами понимаете: чего только не бывает… Мальчик он симпатичный… — Нет, Барклиф этого не понимал. Он продолжал всё так же, в упор, не моргая, смотреть на Дюпрейна, а взгляд его был красноречивее любых слов. Дюпрейн не выдержал, засмеялся, отвёл взгляд, отвернулся, пряча руки в карманы защитного комбинезона.
— Ладно! Хорошо! Считайте, я ни слова не сказал. Вы с ним просто друзья, хорошие знакомые… Так?
— Нет! Этот парень — порядочная сволочь! Но с его матерью у нас могла бы завязаться дружба на взаимном уважении. Уж вы-то со своим богатым воображением в состоянии понять, о чём я! — во взгляде Барклифа потухло напряжение, но в фигуре осталась какая-то звериная готовность к любому нападению; он, словно, к броску приготовился…
— А! — Дюпрейн с облегчением рассмеялся. — Понимаю! Вы обещали ей сохранить сына в полном здравии!..
— Да! Именно это я ей и обещал!
— Насколько я помню личное дело солдата Тайлера, он сирота! У него нет родителей! Вам не кажется странным такое несовпадение? — капитан смотрел на Барклифа, прикрыв правый глаз, и хитро улыбался уголками губ. Он был из тех, кого сложно провести и, видимо, гордился своей проницательностью. — Вас оно не смущает? Кто-то врёт всё-таки! Вы, лейтенант, или сведения из личного дела?
— Слушайте, капитан, какое вам дело? — Барклиф так резко взмахнул рукой, что Дюпрейн еле сдержался, чтобы не отпрянуть. — Я хочу только одного, чтоб вы оставили в покое моего солдата! И какая разница, какие для этого я найду причины?! Я не хочу, чтоб на моей совести была смерть этого парня! Если вас не смущает, что вы, капитан, будете палачом этим мальчишкам, — это ваше дело!.. Он — единственный из моей бригады, кто попал в вашу группу!.. Могу я требовать, чтобы из третьей бригады таких добровольцев не было вовсе?!
— Я не палач, лейтенант! — голос Дюпрейна всё же дрогнул. — Я, как и вы, профессиональный военный! И выполнение приказа для меня — святое дело! А все ваши сантименты и, тем более, личные интересы меня волнуют меньше всего! Если жалеть каждую мать, жалеть каждого солдата — войну мы проиграем, так и не начав. Так ей и скажите, той даме: "Ваш сын погиб при исполнении служебного долга!" А теперь всё! У меня завтра трудный день! Спокойной ночи, лейтенант Барклиф!
Он развернулся на месте, худой, узкоплечий и чуть сутулый, и вышел из комнаты. Краем уха ещё успел услышать зловещий шёпот лейтенанта:
— Вы пожалеете… Ещё пожалеете…
"Пошёл к чёрту!" — пожелал ему в ответ Дюпрейн про себя.
* * *
Сержант Торнтон, как тень, скользил по затихшей казарме. Не спал, почему-то, а ведь отбой уже давно дали. Он, видимо, был в курсе всего, так как принёс с собой ботинки. Высокие, со шнуровкой и с толстой подошвой. Но на ноге почти невесомые, удобные и как раз по размеру.
Постукивая поочерёдно каблуком и носком, словно проверяя обувь на себе, Джейк с жалостью глянул на привычные сапоги. Начищенные ещё перед сном, они ждали возле тумбочки. Кто же знал, что не пригодятся?
— Не положено, — произнёс сержант, заметив этот взгляд. Джейк поднялся, расправил форму, подтянул пояс и поправил пряжку, потом взял с тумбочки кепку, военную, под цвет комбинезона. Такие полагались только офицерам для их боевой формы. Даже здесь и то не так, как привык. Не берет всё же… Но не положено.
Сержант, терпеливо ждавший солдата, пошёл первым. Джейк шёл следом, ступал неслышно, остановился лишь возле кровати Криса Нэру. До побудки ещё больше часа — самое драгоценное время для сна. Крис спал, натянув одеяло до самого подбородка, он ещё ничего не знает. Ничего!
Щемящая боль перехватила дыхание. Джейк шагнул вперёд, на ходу сглатывая подкативший комок беззвучных сухих слёз. Что-то внутреннее, наверное, шестое чувство, подсказывало, что он видит всё в последний раз. Нет! Джейк отогнал прочь эту мысль, но глаза сами натыкались на знакомые памятные детали. Вот пятно сбитой краски на панели возле двери в умывальник. Это они подрались как-то: Колинская шайка против Джейка. Тогда кто-то из них дневалил, вот и попытался ударить шваброй, но промахнулся. Вот отломанные куски на полу из кафеля. В них, в этих ямках, обычно оставляли воду во время уборки, ленились собрать лишний раз шваброй, а сержант потом ругался по утрам перед всем строем. Полуоторванная ручка на входной двери. Эту дверь, кстати, если сержанта не было рядом, открывали только пинками. А вот и скамеечка под деревом, и вытоптанный газон, где они собирали окурки руками после обеденного перерыва. Неряшливость перед казармой просто выводила Барклифа из себя…
