– Господи… – Светлана непроизвольно передернула плечами, выстукивая запрос на клавиатуре. – Я просто боюсь этого зала, – призналась она. – Тут чувствуешь себя, как в морге…
Виктор прошел несколько метров по гулкому решетчатому полу и с любопытством заглянул через колпак ближайшей камеры.
За толщей прозрачного пластика лежала женщина лет тридцати. Ее привлекательное лицо с заострившимися чертами выглядело белее снега. Путаница проводов, датчиков и шлангов, оплетавших пластиковое ложе, почти не скрывала форм обнаженного тела.
– Хладна, как труп, твоя краса… – продекламировал он, отступив назад.
– Твои? – спросила Светлана.
Берг кивнул. На земле его считали оригиналом. Стихи он писал сколько себя помнил, но в своем кругу он больше прославился формами декламации. Любимым занятием молодого поэта было в разгар веселья смахнуть все со стола и, взгромоздившись на него, под растерянными взглядами или же среди одобрительного гогота, влепить всем в лоб пару своих четверостиший…
– Люблю стихи, – сказала Светлана, закончив набор. – Некоторое время назад даже пыталась сочинять.
– Мой дед называл меня «дерьмовым футуристом», – ответил Берг, присев, чтобы прочесть фамилию и имя, выгравированные на постаменте криогенной камеры.
– А кто был он сам? – спросила Света, пытаясь определить нужное направление по светящимся стрелкам.
– Неокоммунист.
Она улыбнулась.
– Ты не похож на внука «борца за справедливость».
– Я анархист по убеждению.
– Даже так? – удивилась она. – А я, честно говоря, думала, что у тебя нет идейных убеждений.
Он усмехнулся, но ничего не ответил. Пусть думает что хочет. Ему нравилось оригинальничать и ощущать себя в центре внимания, где бы это ни происходило…
Светлана сверила полученный от командира список с показаниями монитора и сказала, взяв Виктора под руку:
– Пошли, первая камера – два яруса вверх и влево по коридору.
Они шагнули во мрак, первая секция послушно погасла, зато вспыхнули огни следующей. Как будто во мраке ползла неторопливая огненная змея, выискивающая свои жертвы.
Пять суток спустя центральный отсек колониального транспорта уже едва мог вместить всех, кого вызвал Галанин.
Константин Эрнестович смотрел, как люди входят группами по двое или трое, но чаще поодиночке, и сосущее чувство тревоги все разрасталось, временами становясь совершенно непереносимым.
Он еще кое-как мог отвечать за собственный экипаж, но около трех десятков совершенно незнакомых мужчин, вырванных из ледяного мрака криогенных камер, внушали ему вполне обоснованные опасения. Кто мог поручиться за их реакцию, глядя на эти угрюмые лица и глаза, в которых застыло раздражение и масса вопросов, на большинство из которых отвечать придется уже им самим.
Он заметил, как Антон и Андрей с разных концов салона протиснулись ближе к нему, и испытал некоторое облегчение. Все же экипаж, пусть и не спаянный длительной совместной работой, у него был…
Он откашлялся и повернулся к собравшимся.
Первые слова командира «Кривича» были встречены ледяным молчанием.
От взгляда Галанина не укрылось, как побледнели многие лица при словах о невозможности возвращения. Он ждал чего угодно: паники, гнева, ругательств, но только не этой напряженной, гнетущей тишины.
– Какого Фрайга?! – наконец не выдержал смуглолицый парень во втором ряду. Константин Эрнестович, хоть убей, не помнил его имени. – Нам обещали кислородную планету в системе Альфы Близнецов!
– Те, кто давал подобные обещания, остались на Земле, молодой человек, – спокойно возразил Галанин. – Я же не помазанник божий, и даже не представитель той компании, которая построила данный корабль, в который вы все вложили свои деньги, чтобы иметь возможность вырваться с Земли, – напомнил он. – Я и мой экипаж находимся в равной с вами ситуации…
– Да плевать на ваши ситуации!..
Зал загудел. Казалось, кто-то спустил сжатую до предела пружину, и наполнявшие его люди мгновенно разделились на две группы: разобщенные орущие одиночки разных национальностей и цветов кожи и молчаливая компания из пятнадцати шведов. Их лица не излучали приветливости, но, по крайней мере, они не орали и не размахивали руками, искоса поглядывая на своего лидера, Уго Ургейма, словно в ожидании условного сигнала.
– Тихо! – рявкнул Антон, на мгновенье перекрыв шум.
Гул голосов оборвался.
– Кто из вас не согласен помогать в поисках планеты, может вернуться в криогенный модуль! – воспользовавшись относительным затишьем, твердо произнес Галанин.
– Ага, сейчас!… – Выкрикнул чей-то голос. – Меня вы обратно в холодильник не засунете!
В центре зала возник яростный водоворот тел.
– Я сейчас отволоку тебя в шлюз и откачаю оттуда воздух! – произнес Ургейм, сжимая в кулаке воротник побледневшего техника. За его спиной, словно по команде, поднялись четырнадцать парней, рядом с которыми оказались Андрей и Антон.
В отсеке вновь повисла гробовая тишина.
Галанину казалось, что стук его сердца слышат в этот момент все присутствующие.
– Продолжайте, капитан! – Уго отпустил воротник, и техник медленно опустился в кресло, опасливо косясь на внушительную фигуру Ургейма.
Похоже, вопрос субординации на некоторое время был решен.
– Прежде чем разбудить вас, мы провели определенную работу, – произнес Константин Эрнестович, благодарно кивнув шведу. – И теперь мы знаем, что почти каждая пятая звезда этого скопления должна иметь планетные системы. Путем исключения светил, отличающихся по спектру излучения от нашего Солнца, мы существенно сократили список кандидатов, но все равно их осталось слишком много, так что можно определить лишь общие направления для трех разведывательных кораблей. У нас очень мало времени и ресурсов. Поэтому на экипажи разведчиков падет громадная ответственность за жизни тех, кто останется здесь, на борту «Кривича».
Он поднял глаза, ожидая новых взрывов эмоций, но их не последовало.
– Связи с базовым кораблем у вас не будет, – продолжил он. – Каждый разведывательный корабль оснащен всем необходимым, имеет автономный посадочный модуль, где есть все, начиная от оружия и кончая замороженными эмбрионами животных и семенами растений. Оборудование, соответственно, на уровне.
Он вновь обвел долгим взглядом эти угрюмые, растерянные лица и внезапно сказал:
– Мне, собственно, нечего больше добавить, кроме технических подробностей, которые мы будем обсуждать отдельно. Каковы бы ни были причины сегодняшней ситуации, выбора нет, и наши жизни в наших же руках…
