– Разумеется, вы можете увидеться со своей женой, капитан Сифорт, – застрекотала она. – Доктор сказал, что ваши визиты пойдут ей на пользу, если, конечно, вы оба хотите встречи.
– Ей ведь свойственны перепады настроения? Не расскажете об этом поподробнее? – попросил я.
– Это обычное явление на такой стадии, – небрежно махнула она рукой, как будто речь шла о каком-то пустяке. Но для меня это была трагедия! – Ваша жена проходит сложный курс лечения для восстановления баланса гормонов. Доктор очень тщательно следит за работой ее эндокринных желез и вносит корректировки после каждого анализа крови.
Ох, бедная Анни! В отчаянии я комкал свою фуражку.
– А кроме того, – понизила голос миссис Тальбот, – ваша жена пережила тяжелую психическую травму, так что дело тут не только в балансе гормонов.
Конечно! До изнасилования она пережила хаос и панику, когда космические рыбы метнули в Сентралтаун астероид. До этого был голод на «Дерзком». Бедная Анни!
– Вдобавок, у нее прошлое беспризорницы, – вкрадчиво приговаривала миссис Тальбот, – а это тоже неблагоприятный фактор.
Зачем она напоминает мне об этих кошмарах?
Много десятилетий тому назад на Нижний Нью-Йорк махнули рукой и отдали его на растерзание беспризорникам, наводнявшим его разрушающиеся улицы. С тех пор там идет непрерывная и жестокая война банд, состоящих из латиноамериканцев, негров и азиатов, от которых цивилизованные жители Верхнего Нью-Йорка оградились высоченными заборами и современнейшими охранными системами. Между собой «верхние» называют «нижних» чернью и отбросами, а при «черни» старательно избегают обидных слов, чтобы не поплатиться за такое смертельное оскорбление жизнью.
Вот в этих «нижних» трущобах и прошло детство Анни. Она была в одной банде с Эдди Боссом, которого я во время трудного полета на «Дерзком» зачислил в рядовые Военно-Космических Сил. Позже он верой и правдой служил мне и на Надежде. Я долго верил в Эдди Боссу, но одной страшной ночью в Сентралтауне я застал его в постели с Анни. Она к тому времени уже была моей женой, и я отправил его с первым же кораблем (им оказался «Ватерлоо») прочь за много световых лет к дальним планетам.
– Вам обоим пришлось столько вынести, капитан. Представляю, какой ужасный след оставили эти испытания в ваших душах.
– Что было – то прошло, – пробормотал я, едва сдерживая свои истинные чувства.
– Теперь вы без того страшного… То есть я хотела сказать, после выздоровления вы выглядите гораздо лучше.
Без того страшного пятна на щеке, хотела сказать она. По возвращении с Надежды хирурги-косметологи так поработали над моим лицом, что от ожога не осталось и следа.
– А теперь, если позволите, я бы хотел увидеться с женой. – И побыстрее отделаться от бесцеремонной миссис Тальбот.
– Пожалуйста. – Она встала, мы вышли в коридор. – Доктор разрешает миссис Сифорт гулять по всей территории клиники. Проводить вас до ее палаты?
– Нет, спасибо, я помню дорогу. Скажите… у вас есть дети?
– Да. двое. Кэти и Джон.
– У вас есть их фото?
– На столе. Хотите взглянуть?
– Очень.
Мы вернулись в кабинет. На столе лежала не голограмма, а обычная фотография в старинном стиле. Я вынул из кармана ручку.
– Можно сделать надпись?
– Конечно, – улыбнулась миссис Тальбот, польщенная таким вниманием.
Я написал: «Кэти и Джону с благодарностью за заботу и помощь их матери. Николас Э. Сифорт, капитан Военно-Космических Сил».
– Благодарю, капитан! – радостно пропела миссис Тальбот, прижимая фотографию к груди. – Большое спасибо!
Я вышел из кабинета внешне спокойный, но внутри у меня все кипело. Такие, как миссис Тальбот, готовы прогибаться перед любым, чьи физиономии пестрят на обложках журналов. Фу! Но ради Анни я стерплю и не такое. Лишь бы к моей жене относились заботливо.
Мы сидели с ней на диване в светлой комнате отдыха. Одну руку я положил на спинку дивана, а сжатый от ярости кулак другой сунул в карман.
– Зря ты тратишь время на поездки ко мне, – равнодушно говорила Анни, угрюмо уставившись в стену.
– Я так хотел увидеться с тобой. Я навещал бы тебя каждый день, если бы это было возможно. – Мне хотелось придвинуться к ней ближе, но я не решался. Мои прикосновения порой вызывали у нее нервные взрывы. – Жаль, что сегодня у тебя неважное настроение.
– Нормальное настроение! – вспылила она.
– Анни, я люблю тебя. – Я затаил дыхание. Что она на это скажет?
– Ну и что, Никки? Этого мало, – презрительно скривилась она.
Мой кулак в кармане сжимался так, что болели пальцы. Я едва заставил себя их разжать.
– Чего тебе не хватает? Что еще для тебя сделать?
– Ничего. Зачем ты засунул меня в эту клинику?!
– Забрать тебя отсюда?
– Да! Нет! Я уже не знаю, чего хочу! Это ты и их чертовы таблетки довели меня до такого!
Я непроизвольно подвинулся к ней, но она резко отпрянула, как от зачумленного. Меня охватило отчаяние. Она тут же смягчилась:
– Ладно, пойдем прогуляемся.
Мы вышли из здания, в тягостном молчании побрели по дорожкам между газонами. Наконец Анни взяла меня за руку и виновато заговорила:
– Никки, я не хотела на тебя кричать. Сама не знаю, что на меня нашло. Знаешь, доктор О'Нейл говорит, что моя болезнь проходит. Ты сможешь дождаться моего выздоровления?
– Конечно. Буду ждать хоть целую вечность.
– Клево. Значит, сделаешь, что я хочу.
Я насторожился. Жаргонные словечки, исковерканные фразы и жуткий испанский акцент из ее темного прошлого прорезывались у нее только в минуты душевных бурь.
– Никки, когда ты приезжаешь, у меня едет крыша. Доктор О'Нейл, он говорит, будто я злюсь не на тебя, а на эту хренову планету, эту Надежду, и на рыб, и на все такое, в общем, на все остальное, понимаешь, что с тобой связано. Он говорит и говорит это, а я злюсь, а он все спрашивает о рыбах и всякой гадости.
– Он прав, лапочка.
Учение Фрейда, применявшего подобные методы, давным-давно развенчано, но идея, правда видоизмененная, осталась, и современные психиатры взяли ее на вооружение. Церковь Воссоединения тоже учит не прятать свои страхи в подсознании, а смотреть им прямо в лицо подобно тому, как мы поступаем со своими грехами, когда каемся на исповеди.
– Мне плевать, прав он или не прав, я говорю о другом. Всегда, когда ты приезжаешь, я бешусь. Я хочу знаешь чего?
– Чего? – хрипло спросил я, предчувствуя недоброе.
– Чтобы ты не приезжал, пока я не выздоровею. А то я никогда не влезу в норму. – Противореча своим собственным словам, она еще крепче сжала мне руку.
– Анни…
– Да, Никки, не приезжай. Я хочу снова полюбить тебя, поэтому не приезжай, пока я не стану нормальной.
