— Я к этому не стремлюсь.
— Неужели? Ну да, я и забыла, что Элрик тебе не настоящий учитель. Он просто взял тебя после смерти твоего отца. Твоя линия никогда не удостаивалась места в Круге. Я могу понять, почему ты не чувствуешь себя достойным исполнять столь важные обязанности.
Гален не желал думать о своих родителях. Он давным-давно отвернулся от этих воспоминаний.
— Я определенно не гожусь для этого.
— Твоя скромность воспринимается очень свежо.
— Это не скромность, а правда.
Цирцея наклонила голову, и тень от высокой шляпы совсем скрыла ее лицо.
— Конечно.
Он воспринял это, как признак окончания разговора.
— Прошу прощения, — сказал он и продолжил свой путь.
Гален добрался до столовой и вошел внутрь. Столовой служила просторная комната, расположенная в самом центре тайного убежища, но даже такие размеры приносили слабое облегчение после давящей тесноты. В столь ранний час огромный зал был пуст. Столы и стулья из темного дерева выстроились ровными тихими рядами. Кто-то позаботился о том, чтобы хотя бы здесь можно было отдохнуть от чрезмерной строгости, царящей во всех остальных помещениях их поселения. На стенах горели руны Кодекса, между ними в хаотичном порядке были начертаны загадочные диаграммы и образцы искусства техномагов, на дальней от входа стене сияло голографическое изображение Вирден — основательницы Круга, создательницы Кодекса и непревзойденного мастера контроля. Она стояла, вытянув руки и расправив жесткие золотые крылья, будто ее запечатлели в момент создания какого-то невероятного волшебства.[2]
В воздухе витал знакомый запах гари. Пока Гален шел к кухне, располагавшейся в дальней от входа стороне зала, он заметил на стенах несколько свежих ожогов. Крупные черные отметины образовывали неровную линию между руной солидарности и портретом Вирден. Биотек забурлил внутри него, Галена начал бить озноб, как при легкой лихорадке. Он отвернулся и, испытывая неприятное ощущение, скрестил руки на груди. Драки между магами стали теперь ежедневным явлением.
«2059. 4108».
Прибыв в тайное убежище, некоторое время они вели себя так, будто ассамблея продолжалась: организовывали рабочие группы, проводили лекции. Они пытались сохранить ощущение товарищества, которое позволяло большинству магов выдерживать это испытание в течение тридцати пяти дней раз в три года. Но, спустя несколько месяцев все поняли, что больше не в состоянии притворяться. Они стали заключенными в тюрьме, построенной их собственными руками, они не могли основать для себя место силы, не могли делать то, чего желали. Групповая деятельность угасла, всеобщее раздражение нарастало, драки сотрясали их хрупкий мир.
Одновременно с этим старые маги, уничтожившие свои места силы, слабели и умирали. В первый год их пребывания здесь каждую неделю кто-то умирал. Теперь раз в две или три недели. Магами завладело чувство обреченности и отчаяния. Влияние опытных магов, сдерживающее молодых, постоянно слабело, и маги вели себя все более сумасбродно и недисциплинированно.
Жизнь в изгнании, в тесноте замкнутого пространства в течение почти двух лет, вероятно, довела бы до конфликтов не только магов. Но их положение было гораздо более сложным. Маги плохо уживались друг с другом, и на то была серьезная причина — они являлись агентами хаоса и уничтожения. Они быстро впадали в ярость и, не задумываясь, отвечали ударом на удар. Они не были созданы для того, чтобы жить среди себе подобных, им следовало обитать среди своих жертв. Они были созданы для того, чтобы не сотрудничать с другими, а доминировать над ними. Они должны были преследовать свои собственные цели, вести свою вендетту, удовлетворять свои капризы. Программа, заложенная Тенями, постоянно подталкивала их к действиям, и, хотя маги могли сопротивляться ей, делать это с каждым днем становилось все труднее. Все больше магов доходили до состояния, в котором они могли в любой момент потерять контроль. Гален чувствовал, что очень скоро произойдет взрыв. Возможно, они смогли скрыться от всей галактики, но им не скрыться от самих себя.
Гален держался от остальных как можно дальше. Что бы ни случилось с ними, ему нельзя потерять контроль.
В огромной кухне Гален нашел оставленные кем-то мясо и хлеб для бутербродов, налил воды в чашку. Вернулся в обеденный зал, устроился на своем обычном месте — за столом у стены — и принялся быстро есть. Он предпочитал завтракать рано, а ужинать — поздно. В наиболее популярные у магов часы большой зал был заполнен народом и едой, спорами и смехом, движением и магией. Галену было необходимо спокойствие.
Тишину нарушил донесшийся из коридора звук шагов. Хотя их ритм сильно замедлился, Гален сразу узнал, кто идет. В дверях появился Элрик, подошел к нему. Когда-то движения Элрика были сильными и уверенными, спина — прямой, а жесты — отточенными. Сейчас его плечи сгорбились, как у старца, голова, выглядывающая из высокого воротника его простого черного балахона, опущена. Он ступал неуверенно, будто пол в любую секунду мог уйти из-под его ног. Каждое движение, казалось, требовало от него больших усилий, казалось болезненным.
Гален не мог смотреть на Элрика и не видеть при этом призрак, сопровождавший его: призрак того, каким он был, кем он был для Галена, призрак всего, что у них было, и что они потеряли. Гален уставился в тарелку и продолжил выполнять упражнение. Числа возрастали, вычислять их становилось все труднее.
«32 783. 65 552».
Элрик назначил ему здесь встречу, чтобы проверить, каких успехов он добился в своей работе за прошедший месяц. Хотя Гален больше не был учеником Элрика, Элрик продолжал присматривать за ним. Каждый учитель присматривал за своим бывшим учеником в течение трех первых лет, пока тот считался начинающим техномагом. С тех пор, как они оказались в убежище, Гален общался с Элриком лишь тогда, когда надо было обсудить с бывшим наставником свою работу или ход выполнения задания, порученного ему Кругом. Но Гален предпочел бы, чтобы и этих встреч не было. Он обратился к Кругу с просьбой назначить другого наблюдателя, но ему было отказано.
Элрик выдвинул из-за стола стул, стоявший напротив Галена, оперся морщинистой дрожащей рукой на столешницу и медленно опустился на сиденье. Таким слабым Гален его еще не видел.
Гален был полон решимости завершить эту встречу как можно быстрее. Глубоко вздохнув, он взглянул в водянистые глаза Элрика, на его напряженное лицо. Гален не знал, от чего Элрик выглядел таким напряженным — от усилий, которые ему постоянно приходилось прикладывать, или от боли, но с тех пор, как они прибыли сюда, старый маг всегда выглядел так. От напряжения морщины на его лбу и щеках углубились, так же, как и три складки между бровями. Когда-то появление на лице Элрика этих морщин, означавших серьезное разочарование, заставляло Галена работать еще напряженнее, тренироваться еще упорнее. Теперь они были просто подтверждением того, что он, Гален, не справился, напоминанием о том, кем он мечтал стать, и кем стал на самом деле.
