котрёпа, но пули, звучно шлепаясь, отскакивали и не причиняли ему никакого вреда. Я схватил Андерс и покатился с ней к самому обрыву, нимало не заботясь о том, куда мы упадем. Пролетев сквозь заросли, мы влетели в узкую расщелину, где и застряли, пока я не освободился от своей когтерамы и не сбросил вниз рюкзак.
— Шаббер граббер шаббер! — возмущенно взревел угкотрёп.
— Боже, боже, боже! — вопила Тамира. Снова прогремели выстрелы Толана.
— Гурбл. — Это прозвучало насмешкой.
— Я еще вернусь за тобой, ублюдок!
Не знаю, к кому относились эти слова, ко мне или к уткотрёпу.
На дне расщелины оказалась вода — вполне достаточно, чтобы наполнить фильтровальный баллон, смыть кровь с лица Андерс и обработать рану. Я использовал портативный диагностер из походной аптечки, а потом вколол лекарства, произведенные аппаратом в соответствии с характером повреждений. Андерс тут же задышала ровнее, к ней вернулся прежний цвет лица. Уткотрёп перемещался где-то над нами и время от времени многозначительным тоном отпускал лишенные всякого смысла комментарии по поводу сложившейся ситуации. Немного позже, когда я предпринял попытку отыскать подходящую площадку, чтобы поставить палатку, небо застила громадная тень.
— Урбок шаббер го? — осведомился уткотрёп и, не получив от меня вразумительного ответа, навис над расщелиной.
Он смог дотянуться только до того места, где застряла моя когтерама. В задумчивой раздраженности он нетерпеливо постучал когтем по камню, потом убрал лапу.
— Гурбл, — высказал он свое мнение и пошел прочь.
По всей видимости, лингвисты, загружавшие в свои мозги тысячи наречий, отчаялись понять уткотрёпов. В высказываниях этих тварей не обнаружено никакого смысла, но тем не менее они поразительно близки к разумной речи. Поскольку эти удивительные создания в основном проводят время в одиночестве, нет смысла обзаводиться столь сложным голосовым аппаратом, чтобы разговаривать с самим собой. Уткотрёпы встречаются со своими сородичами только для того, чтобы драться или размножаться, а то и для того и другого одновременно. Точно так же нет никаких причин к образованию сложных мозговых структур, необходимых для полноценного владения речью. Они едва используют одну треть вещества, заполняющего огромные черепа. В этом случае наука способствует мифотворчеству.
Палатку я смог установить только после того, как вбил крепежные крючья в стены расщелины. Крепкий материал днища, словно гамак, легко выдержал наш вес даже после всех моих усилий, которые потребовались, чтобы запихнуть Андерс в спальный мешок. Когда она наконец была устроена в относительной безопасности, я обнаружил, что начинается вечерняя синь. Я успел еще осмотреть расщелину, выяснил, что она с обеих сторон выходит на поверхность, а потом опасность ядовитых шипов спрутоножек, уже выползавших из своих дневных укрытий, заставила и меня убраться в палатку. Следующую ночь нельзя было назвать безмятежной. Меня беспокоил энергичный натиск спрутоножек — под их дополнительным весом палатка могла рухнуть вместе с нами. А еще, в укрытии тумана, здесь было очень темно. Казалось, что ночь тянется целую вечность, но утро все же наступило, и к тому времени Андерс пришла в сознание.
— Они пытались нас убить, — сказала она после того, как прополоскала рот очищенной водой.
— Это точно.
— А где мы сейчас?
— В дыре.
Она уставилась на меня непонимающим взглядом, и пришлось объяснить ситуацию.
— И как мы отсюда выберемся? — спросила она, как только я закончил.
— У нас нет когтерам, но по крайней мере остались кислородные баллоны и катализаторы. Жаль, что я не послал Толана подальше с его идеей отключить мой компьютер от внешней связи. — Я немного подумал. — А как насчет твоего наладонника? Мы можем с его помощью послать сигнал?
— Он принадлежит Толану, так же как и когтерама, которой я пользовалась. К этому времени он уже наверняка заблокировал и его. Нам придется выбираться самим.
Она подняла голову. Ее рюкзак остался наверху, как раз там, где восседал уткотрёп.
— Ага.
Андерс снова обернулась ко мне:
— Ты хочешь сказать, что нет никакого способа связаться с цитаделью?
— Даже с дирижабля. Ты видела мой контракт с Толаном. Я не рискнул его нарушить, поскольку этот тип может отказаться платить при малейшем несоблюдении условий.
— И что же теперь?.. — вздохнула она.
— Это зависит от Толана с Тамирой… и от тебя.
— От меня?..
— Надо полагать, что тебя, как ценного работника, снабдили имплантатом-маячком? — Внезапно ее лицо показалось безмерно уставшим. Я продолжал: — Я догадываюсь, что эти два мерзавца вернулись к моему дирижаблю и вскоре пригонят его сюда. Если мы останемся на месте, они сориентируются по твоему имплантату. Если будем двигаться, они смогут нас выследить. Нам придется оставаться в низинах, под прикрытием тумана, и надеяться, что им не повезет со случайным точным выстрелом. Проблема в том, что для нашего друга в этой расщелине мы можем послужить отличным антрекотом.
Мы упаковали палатку и спальные мешки, а потом отправились в конец расщелины. Этот проход, хоть и очень узкий, предоставлял более легкий выход на поверхность. Ущелье вывело нас на голую и скользкую наклонную каменную глыбу, один конец которой уходил в речной берег, покрытый галькой. Над ней нависал край другой глыбы, с которой мы скатились вчера, а за ней, исчезая в тумане, поднималась отвесная скала, та самая, с которой мы так неожиданно сверзились. Ее вид напомнил мне, в какой глубокой ловушке мы оказались. До цитадели было около двухсот километров. По моим подсчетам, в день мы могли пройти лишь несколько километров. Выжить здесь не составляло труда. Сведения, полученные из атласа, содержали данные о съедобных продуктах, и недостаток воды нам не грозил. До тех пор, пока работают наши катализаторы, или до неудачного падения…
— На всякий случай мы оставим между нами метра четыре троса, чтобы оставалась возможность маневрировать. Я пойду впереди.
— Ты считаешь, выйти наружу безопасно? — спросила Андерс.
— Нет, не считаю, но оставаться здесь тоже нельзя.
Андерс отмотала трос на необходимую длину и заклинила лебедку, а я пристегнул свободный конец к поясу на спине, а потом выбрался на край глыбы. Едва осмотревшись, я с радостью обнаружил рюкзак Андерс на том самом месте, где его бросил. И еще я обрадовался, что моей спутнице при подъеме не потребовалась помощь, — если бы пришлось ее поддерживать, время путешествия растянулось бы вдвое. Андерс забросила рюкзак на спину и застегнула пряжку на животе. Наконец мы отправились к тому месту, где растительность образовывала на скале вертикальную зеленую стену. Позже, пробираясь сквозь заросли, я не мог отделаться от ощущения, что на нас смотрит нечто огромное и опасное, более того, оно нас преследует.
