— Возможно, Агава просто сказал что-то о том, что надо сваливать с этой планеты. Огляделся по сторонам и пришел в ужас. Жена женой, а жить здесь с потомством — невозможно. Мегера в жизни не выпустила бы из рук детей, так удачно ей доставшихся.
— Значит, у нас остался только один вопрос к Маргарите Белых.
— Если она еще жива.
— Не нагнетай, Блок.
Живее всех живых, Мегера сидела на траве возле общежития и играла со старшими детьми Коры Артезиан.
Оставив Гортензию беседовать со старухой, Одиссей зашел на станцию, где беспокойно металась Нуналуна. Убийства убийствами, а дежурства — дежурствами.
— Нула, — спросил он, — как ты думаешь, если бы Нокс хотел сохранить кое-что, то где бы он это сделал, перед тем, как снести все данные со своего планшета?
— В сети, — сказала она без раздумий. — В каком-нибудь облаке.
— Ноксу был запрещен выход в сеть.
— Он мог бы воспользоваться чужим логином. Например… Мегеры, вот. Она никогда не пользовалась своим планшетом, он у неё просто валялся в общей комнате. Попроси её пройти идентификацию — она даже не спросит зачем. Я-то в свой аккаунт в жизни никого не пущу, а планшет Рафа сломался много лет назад, и он не стал оформлять себе новый.
Одиссей припомнил, что этой ночью, в дежурке, Мегера дремала с планшетом, а не вязанием в руках. Полезла на сайты по воспитанию детей, а нашла что-то совсем другое? Или после смерти Нокса вдруг вспомнила, что он просил её выйти в сеть, и ей стало интересно, зачем?
— А где сморчок? — спросил он.
Нула посмотрела на него длинным взглядом.
— Пару часов назад он изъял планшет у Мегеры и заперся с ним в полицейском катере. Что происходит, Одди?
— Рафа убили.Дверь на станцию с грохотом распахнулась и вошла Мегера. Вместо ребенка на её руках были наручники.— Это полицейский беспредел, — сказала она возмущенно.
— Вы задержаны по подозрению в убийстве Агавы Артезиана, — монотонно бубнила Гортензия за её спиной. — До прибытия моих коллег из управления вы пробудете на станции…
Безмолвно разевающая рот, похожая на огромную рыбу Нула молча села в кресло.
— Никаких коллег из управления, — яростно возразил Архи Гуд, появляясь из первого терминала. — Что вы творите, офицер Робинс? Не можете справиться с горсткой каторжников своими силами?
— Не могу, — ответила Гортензия твердо.
Сморчок посмотрел на неё совершенно безумным взглядом.
— Даже не думайте кого-нибудь вызывать. Вы, — он ткнул трясущейся рукой с планшетом в руках в Мегеру, — вы мне скажите, как это остановить?
С потрясающим самообладанием старуха прищурилась.
— У вас совсем не осталось времени, правда, мистер придурок?
— О чем вы говорите? — спросила Гортензия.
— О Ноксе, — Мегера захихикала. — Он был куда умнее всех вас. Придумал методику обхода корректоров и слил её в сеть. Оставил себе сорок часов на отмену, или ссылка станет общедоступной. Вот уж настанет конец миров! Часа через два примерно, правильно?
Нула вдруг рассмеялась.
— Ай да Нокс, — сказала она, всхлипывая, — наш забавный Плюшевый Нокс!
— Наверное, он просто подстраховался, — сказал Одиссей Гортензии, — на тот случай, если что-то пойдет не так с экспериментом. Не хотел, чтобы все было напрасно.
Он замолчал, думая о том, как иногда самые безобидные люди могут разрушить миры чисто ради собственного любопытства. То, что наступит хаос, было несомненно.
Гортензия смотрела на него широко распахнутыми, испуганными глазами.
— Нужен пароль, чтобы уничтожить эту ссылку, — сказал Архи Гуд. — Думайте.
— Ага, щас, — Мегера демонстративно улыбнулась.
Архи Гуд достал оружие и, поколебавшись, ткнул его в сторону Нулы.
— Ты, — сказал он, — великий блогер. Ты будешь думать.
Нула вжалась в кресло, моментально побелев. Загар просто сполз с её лица.
— Я не знаю, — сказала она. — Нокс был чокнутым. Никто не сможет понять, что творилось в его голове.
— Так нельзя, мистер Гуд, — решительно заявила Гортензия. — Нельзя размахивать тут оружием, словно вы один из них.
Это «один из них» внезапно до ужаса покоробило Одиссея.
— Через пару часов, — сказал сморчок, — все будут размахивать оружием.
Какой сложный выбор.
Одиссей ненавидел свой браслет.
Каждую секунду последние двадцать лет он ненавидел этот мягкий, почти незаметный силикон на своем запястье.
Стоило ради этого умирать, Нокс?
Чтобы всё осталось, как было?
— Ну же, — прикрикнул Архи Гуд на Нулу.
Гортензия мягко, очень плавно протянула одну руку к другой, и сморчок моментально выстрелил в воздух.
— Никакого подкрепления, офицер Робинс, — крикнул он. — Всё это останется на этой планете.
Лицо Гортензии было таким упрямым, что стало очевидно: добром эта история не закончится.
Одиссей вздохнул.
Прости, Нокс.
— Попробуйте Гомера, — сказал он мучительно.
Не сводя взгляда с Гортензии, Архи Гуд бросил планшет Нунелуне.
— Попробуй, — велел он.
Она вскинула брови. Наверное, вот с таким вот безрассудным лицом эта идиотка и мастерила свое самодельное взрывное устройство.
— Не боитесь, что я нажму на кнопку «опубликовать сейчас»?
И тогда он выстрелил прямо ей в лоб.
Красивое, безрассудное лицо, которое в одну секунду превратилось в кровавое месиво.
Стремительно отвернувшись, Одиссей увидел, как Гортензия активирует свой браслет.
— Теперь ты попробуй, — сказал Архи Гуд ему.
Очень стараясь не смотреть на то, что осталось он Нулы, он взял с её колен планшет и ввел пароль.
И даже не слишком удивился, что у него получилось.
Продемонстрировал результат сморчку, тот кивнул.
— Осталось последнее, — сказал Архи Гуд.
Они выстрелили одновременно — Гортензия в сморчка, а сморчок — в Мегеру. Гортензия успела чуть раньше.
Мегера упала сначала на колени, а потом на спину.
На сморчка Одиссей не смотрел.
Он бросился к Мегере, ловя взглядом её уходящее сознание.
— Что это было? — спросил он.
Губы слабо шевельнулись. Ответ прошелестел так тихо, что ему пришлось склониться совсем низко.
— Собранность, звонкость… Гекзаметр. Список…
Последние слова были затоплены кровью, хлынувшей из горла.
Поднявшись, Одиссей посмотрел на Гортензию.
Она стояла возле сморчка и тихо, но очень отчетливо материлась.
Какая очевидная простота решения. Вполне в духе старины Нокса, обожавшего сложные схемы и элементарные выводы из них.
Мысль, в целом, не была новой. Многие каторжники экспериментировали со скороговорками и стихами, надеясь обмануть сознание. Медитировали. Очищали голову от посторонних мыслей. Делали дыхательные упражнения.
Браслеты продолжали работать.
Просто никто не додумался до прочного забытого гекзаметра, который и помнили-то на этой планете по чистой случайности.
Одиссею было четырнадцать, когда они как-то особенно сильно схлестнулись с Брадобреем. Так, что набросились друг на друга с кулаками. Понятно, что их обоих тут же скрутило от боли, но если Брадобрей довольно быстро оклемался и уполз в общежитие отлеживаться, то Одиссея еще долго выворачивало наизнанку, и конца-края этому было не видно.
— Я убью его, — задыхаясь от рвоты, соплей и слез, всхлипывал он, — точно убью.
— Ты не можешь убивать всех, кто тебе не нравится, — похлопывая его по тощей, подрагивающей спине, сказал Нокс.
— Почему каждый придурок, — безнадежно спросил Одиссей, делая большие перерывы между словами, чтобы снова проблеваться едкой желчью, — который просто не попал в систему, может делать со мной что угодно, а я не смогу даже сдачи дать? Встала из мрака…
Тогда-то Нокс и заинтересовался тем, что все время бормочет себе под нос мальчишка.
Одиссей объяснил, добавив, что давно заметил, что, попав в нужный ритм, испытывает меньше боли. У него было полно шансов проверить это до того, как он стал свободным, попав на каторгу.
— Целительная сила искусства? Интересное воздействие заданного ритма на отдельную личность, — хмыкнул тогда Нокс, но чуть позже придумал (а может, где-то вычитал) на основе этих строк забавное упражнение. Он называл это риторикой мозга. «Твердо запомни, что, прежде чем слово начать в упражненьи, следует клетку грудную расширить слегка и при этом низ живота подобрать для опоры дыхательной звуку…»
