вывел меня из задумчивости.
– А?
– Тогда я буду знать, что у тебя все хорошо. И относись к крысам серьезно. Не стоит их недооценивать. Я видела, как они…
Она так и не договорила.
* * *
Время от времени я чувствую, что из темноты на меня смотрят блестящие глаза. Они круглые сутки наблюдают за нами, анализируют нас. Мне кажется, что я уже слегка спятил.
На берегу реки мы нашли восемнадцать гнезд — невысоких цилиндрических строений приблизительно двух метров в диаметре. Вокруг одного из них сидят студенты-физики и обсуждают механическую структуру гнезда, состоящего из переплетенных палочек. Сверху гнездо закрыто толстым слоем листьев, словно его создатели хотели воспользоваться их восковидной поверхностью, чтобы создать водонепроницаемый слой.
– Я видел похожие постройки в деревнях дикарей — в одной передаче на канале «Дискавери», — говорит один из физиков.
Мы все подозрительно смотрим на него.
– Бред какой-то, — отвечаю я.
Сев на корточки, я разглядываю цепочки крысиных следов, которые ведут от одного гнезда к другому и к реке. Смысл этой картины не ясен. У крыс есть сельское хозяйство? Им нужны поселения? Почему они их бросили?
– Перестань думать о них, как о людях, — говорит Черная Пушка, холодно усмехнувшись.
Он прав. Крысы — не люди, и даже не настоящие крысы, а тщательно сконструированный товар — более того, товар, который не прошел контроль качества.
Я замечаю в следах что-то странное. Большинство из них меньше обычного и ведут только прочь от гнезд. Но перед каждым гнездом есть более глубокие следы, расстояние между которыми больше обычного. Между этими следами тянется длинная линия. Большие следы ведут только к гнездам, но не от них.
– Это… — я говорю медленно, стараясь, чтобы голос не дрожал… — Это — родильные залы.
– Господин! — К нам, ковыляя, подходит какой-то человек. — Вы должны это увидеть.
Он ведет нас к дереву. Под деревом стоит башня из камней, аккуратно сложенных друг на друга. Форма и цвет камней заставляют предположить, что у строителей было чувство меры и свои эстетические предпочтения. На дереве висят восемнадцать крыс-самцов; их разрезанные животы похожи на рюкзаки, у которых открыли молнию.
Вокруг дерева лежит ровный слой светлого песка. На нем бесчисленное множество крошечных следов; они окружают дерево, складываясь в расширяющуюся спираль. Я представляю себе процессию и мистические ритуалы. Должно быть, это было так же чудесно, как и церемония поднятия флага на площади Тяньаньмэнь в День образования КНР.
* * *
– Да ладно! На дворе же двадцать первый век! Люди высадились на Луне! Почему нас вооружили этим металлоломом? — завопил Стручок, вскакивая.
– Точно, — отозвался я. — Правительство постоянно говорит, что нужно модернизировать армию. Пусть нам выдадут какие-нибудь современные игрушки.
Другие бойцы, сидевшие вместе с нами в казарме, нас поддержали.
– СМИРР-НА!
Полная тишина.
– Современные игрушки? — спросил инструктор по физподготовке. — Таким, как вы? У вас, студентов, даже палочки для еды в руках не держатся. Если дать вам пушки, вы первым делом себе яйца отстрелите! Собирайтесь. Через пять минут уходим в марш-бросок на двадцать километров.
Каждому из нас выдали следующий комплект: короткое складное копье (наконечник можно было снять и превратить в кинжал), армейский нож с зазубренным лезвием, пояс для инструментов, компас, водостойкие спички, сухой паек и фляга. Инструктор не верил, что нам можно доверить что-то более сложное.
Словно доказывая его правоту, к концу марш-броска трое наших получили травмы. Один упал на нож и стал первым, уволенным из нашего взвода в запас. Не думаю, что он сделал это нарочно, — он был не настолько ловким.
Ближе к концу обучения я заметил тревогу в глазах бойцов. Стручок страдал от бессонницы; по ночам он крутился и ворочался, заставляя свою койку страшно скрипеть. К этому моменту я уже привык к жизни без телевизора, интернета и круглосуточных магазинов, но каждый раз, когда я думал о том, как проткну копьем из углеволокна теплое существо из плоти и крови, меня выворачивало наизнанку.
Конечно, были и исключения.
Проходя мимо тренировочного зала, мы видели, как потный Черная Пушка упражняется с копьем. Он сам, добровольно, устраивал себе дополнительные тренировки, а в свободное время постоянно точил свой нож. Один его знакомый сказал, что раньше Черная Пушка был тихим мальчиком — одним из тех, кого в школе обижают хулиганы. А теперь он, похоже, превратился в кровожадного мясника.
Шесть недель спустя мы впервые вступили в бой. Он продолжался шесть минут и четырнадцать секунд.
Инструктор по физподготовке приказал нам окружить небольшую рощу, а затем отдал приказ об атаке. Черная Пушка пошел первым. Мы со Стручком переглянулись, а затем, чуть помедлив, пошли вслед за ним. Когда мы с ним добрались до места действия, там уже была только лужа крови и куча переломанных костей. Мне сказали, что Черная Пушка в одиночку убил восемь крыс. Одну тушку он оставил себе.
После боя инструктор провел собрание, на котором похвалил Черную Пушку и покритиковал «отдельных лентяев».
Черная Пушка снял шкуру со своего трофея, но не обработал ее как следует. Она сгнила, начала вонять, и в ней завелись черви. В конце концов, сосед Черной Пушки дождался момента, когда его не было рядом, и сжег ее.
* * *
Боевой дух упал.
Неясно, что хуже — то, что крысы научились обходить искусственно созданные барьеры, препятствующие размножению, или то, что у них обнаружились признаки разумного поведения: постройки, иерархическое общество и даже религиозные ритуалы.
Моя паранойя усиливается. В лесах полно глаз, а из травы постоянно доносится чей-то шепот.
Сейчас ночь. Меня мучает бессонница, и я вылезаю из палатки.
В начале зимы звезды светят так ярко, что мне кажется, будто я вижу самые дальние уголки вселенной. Тишину пронзает стрекотание какого-то одинокого насекомого. Мое сердце сжимается от невыразимой тоски.
Ша! Я поворачиваюсь