На самом корабле для связи тоже были установлены рентгеновские лазеры. Но их мощность была значительно меньше, потому что, во-первых, возле Земли в качестве приёмников работали крупнейшие космические радиотелескопы, а во-вторых, не было необходимости в очень большом объёме передаваемой информации. Данные от бортовых лабораторий и научных центров вместе с результатами наблюдений транзитных планетарных систем на два порядка уступали по объёму входящим пакетам. По крайней мере, так было на большей части траектории полёта.
Для того, чтобы корабль мог выключить двигатели для приёма очередного пакета информации, на борту проводились мероприятия по подготовке. Открытые водоёмы, которые были в рекреационных зонах и парках, затягивались специальной прочной плёнкой. Животные, которые могли пострадать во время отсутствия силы тяжести, изолировались в безопасных помещениях. Каждый член экипажа самостоятельно готовил собственную каюту: закреплял бытовую мелочёвку и другие вещи. Передвижение по объёмным помещениям с высокими потолками в этот период было запрещено, даже в магнитной обуви, несмотря на то что все пешеходные зоны были оборудованы магнитной подложкой.
Точное время отключения двигателей для приёма очередного пакета кодировалось в служебном файле предыдущей передачи. Таким образом можно было планировать нагрузку передающих мощностей в Солнечной системе.
После того, как «Москва» начала торможение, необходимость в отключении маршевых двигателей для связи отпала. Однако теперь эту процедуру приходилось проводить для того, чтобы получать обновлённые сведения о конечной точке их путешествия — системе жёлтого карлика с невзрачным каталожным номером HD 186302. Потоки плазмы от двигателей на маршевом режиме не позволяли эффективно работать телескопам и другим приборам.
Имени у звезды пока так и не появилось, хотя право дать его было безусловно передано членам экспедиции. Общим решением экипажа этот момент было решено отложить до достижения внешних границ системы.
График отключения двигателей был первой страницей, которую открыла Нина, когда села за терминал информационной системы накануне своей гибели. Довольно странно для информационщика. Обычно такими вещами интересуются планетологи, ксенобиологи, специалисты по контакту… или она ждала данных по возможным перехватам радиопередач как лингвист? «Надо проверить, проходила ли она переподготовку как специалист по первому контакту», — решил Гордей, и тут же отправил запрос со своего терминала. В обычном режиме такая информация была бы ему недоступна — всё-таки на корабле достаточно трепетно относились к границам личного пространства, но теперь компьютер послушно выдал нужные данные.
Нет, Нина не интересовалась первым контактом и ксенопсихологией. Скорее, ей было интересно прошлое Земли. Она прошла переподготовку как историк и палеолингвист; о присуждении соответствующей квалификации была даже запись в бортовом журнале. Больше того — именно по этой теме она переписывалась с некоторыми учёными на Земле, как вскоре обнаружил Гордей.
Её интересовали новейшие археологические открытия, связанные с аккадской письменностью и мифологией. Она даже лично расшифровала ряд клинописных табличек, обнаруженных пару десятилетий назад под Багдадом, и её перевод был принят научным сообществом как эталонный.
Большая часть писем, адресованных Нине, было подписано неким Жаном Лу. Профессором археологии, если верить справочным данным. Они переписывались несколько десятилетий. Поколебавшись немного, Гордей отфильтровал переписку в общем каталоге файлов Нины и погрузился в их изучение.
Учёные обсуждали профессиональные вопросы. Нина предсказала несколько деталей быта древних аккадцев, которые нашли подтверждение в ходе последующих раскопок, чем заслужила его безграничное уважение. «Как будто ты была там лично!» — в таких выражениях описывал свои впечатления Жан.
Переписка началась через несколько лет после отлёта, и поначалу ответы следовали строго от передачи к передаче. Потом промежутки начали увеличиваться, что не удивительно: ведь расстояние до Земли росло, а, следовательно, росло и время, которое необходимо для прохождения сигнала. Самый большой промежуток между сообщениями составлял пятнадцать лет, а потом они стали снова приходить чуть ли не в составе каждого очередного пакета.
Поначалу эта странность Гордея озадачила. И только погрузившись в чтение он понял, что Нина и Жан одновременно решили писать друг другу, не дожидаясь ответов.
До определённого момента переписка была чисто профессиональной. Двое учёных увлечённо делились идеями, строили смелые теории, предлагали стратегии защиты гипотез. В одном из писем Гордей обнаружил приложенную фотографию Жана с раскопок в Ираке. С экрана на него смотрел симпатичный смуглый парень с умными глазами.
Через некоторое время после этого в сообщениях появились личные мотивы, которые вышли из философских рассуждений о природе разума, его эволюции и предназначения. Тон писем менялся, становился всё более доверительным. Гордей вычислил, что к этому моменту корабль находился уже в двадцати световых годах от Земли; собеседники не могли друг друга слышать, но поток сообщений продолжался, будто они угадывали мысли своего визави на расстоянии.
Наконец, в одном из писем промелькнуло со стороны Нины то, что официально запрещено не было, но считалось табу в общении с любыми людьми, которые остались на Земле.
«Сегодня была на смотровой палубе. Солнце всё ещё довольно яркая звёздочка, но уже ничем не выделяется на фоне прочих, — писала Нина, — величие пустоты поначалу меня подавляло. А потом я поняла, что даже сто лет полёта — это мелочь, крохотный шажок из огромной звёздной колыбели… Жан, тебе нужно подать заявку на включение в экипаж. Я знаю, у вас готовится новая волна. Ты как раз успеешь сделать инъекцию до того, как станешь стариком. Сделай это. И тогда мы обязательно встретимся где-то на этих звёздных просторах…»
Гордей похолодел. Он не ожидал, что Жан после этого продолжит общение. Но среди писем, которые пришли через сорок лет после этой реплики, он обнаружил следующее:
«Дорогая Нина! Извини, я мало рассказывал о себе. Беседы с тобой были настолько увлекательными, что моя собственная жизнь не казалась мне слишком важной. Что такое несколько десятилетий на фоне эпох, которыми мы с тобой оперировали?.. признаюсь, знакомство с тобой несколько поколебало мои убеждения. Но в любом случае этот путь для меня закрыт. У меня есть дети, Нина. Извини, не буду показывать их фотографии — боюсь, ты их возненавидишь. Но я люблю их. Очень. Моя семья — это маленький тёплый кусочек счастья. Таков мой человеческий путь. Прости, если разочаровал. Твой Жан».
Гордей закрыл глаза и помассировал виски указательными пальцами. Отсутствие родственников или близких людей среди остающихся на Земле и бездетность — ключевые условия при отборе участников межзвёздных экспедиций. Это в своём Манифесте обещал сам Хромов: вечность только для тех, кто готов покорять звёзды и отказаться от продолжения своего рода на Земле. Тогда, в самые тяжелые дни Гражданской, этот компромисс казался справедливым. Более того — единственно возможным. Никто на самом деле не верил, что обещанная Хромовым космическая программа настолько продвинется в реализации, так что вечная молодость не должна была достаться никому. Бывшая элита из элит, Бессмертные и их наёмные армии, были уничтожены, прокляты и забыты. В тот момент это устраивало всех.
И вот он впервые столкнулся с маленькой, но настоящей человеческой трагедией, порождённой правилами, которые вывернули перспективу человеческой жизни наизнанку. Нина умудрилась найти близкого человека на Земле, сама будучи уже в полёте…
Гордей перешёл к файлам нового пакета, который был получен вчера. Когда он был отправлен, на Земле прошло около ста лет с того момента, как стартовала «Москва». Продолжительность жизни обычных людей тоже выросла за последнее время, всё-таки медицина не стояла на месте. Врачам было запрещено лечить только одну болезнь, которая там, на родной планете, по-прежнему болезнью не считалась — старость.
