– Чего?.. – машинально переспросил Кокошко.
– Нам не стоит оповещать о происшедшем команду и Звездный десант. Эта информация, если ее распространить среди наших людей, может спровоцировать такой взрыв, что…
Командир недоговорил, но врач его хорошо понял.
– Но рано или поздно люди все равно поймут, что на корабле происходит нечто… э-э-э… странное!
– Они поймут, что на корабле свирепствует какая-то непонятная эпидемия, но вряд ли догадаются, какая именно… До самого конца!..
Они немного помолчали, а затем Кокошко медленно проговорил:
– Значит… молчать?..
– И продолжать ваши исследования… Возможно, если вы поймете, что и как происходит с Вихровым… Он ведь первый?.. Вы сможете выработать какой-нибудь метод… ну… остановить, что ли, развитие этих преобразований!..
– Я попробую… – после короткой паузы согласился Кокошко, – но не знаю, правда, что у меня получится. Я ведь тоже… заражен, и когда наступит… преобразование, никому не известно. А в состоянии, подобном тому, в котором находится Вихров, не до исследований!..
– Значит, надо работать, пока сможете, а там…
И снова нуль-навигатор недоговорил. Да и договаривать было нечего – оба понимали, что «а там» от них ничего уже зависеть не будет!
Первый ассистент поднялся из кресла и неловко кивнул командиру линкора:
– Я пойду к себе…
– Да, конечно, ступайте… – согласился Старик и тоже встал из-за стола.
И тут Кокошко снова посмотрел на командира и с тревогой в голосе проговорил:
– Но как же вы будете управлять кораблем, если и вам… и вас всех свалит этот…
Нуль-навигатор чуть пожал плечами и задумчиво ответил:
– Линкор движется в обычном пространстве и время его полета до следующего объекта составляет около полутора лет. Полет проходит в автоматическом режиме, так что даже если в Главном центре управления никого не будет, компьютер сам справится с навигацией. Ну а через полтора года, я надеюсь, все как-то… определится!..
Первый ассистент главного врача «Одиссея» вышел от командира линкора в глубокой задумчивости. Ведь он был одним из немногих, да какой там «немногих» – одним из всего нескольких людей, прекрасно представлявших себе, что такое Homo Super. Именно он проводил больше всего времени с маленьким потенциальным полным супером, поднятым Вихровым с Гвендланы на обездвиженный «Счастливый случай», он досконально изучил его совершенно невероятный организм и прекрасно представлял себе, насколько будет изменена сама суть человека, если он начнет и… закончит подобное преобразование! Вот только остановить это преобразование он не мог, хотя и обещал командиру попробовать! Разве что попытаться хоть немного уменьшить муки, утишить боль. И заниматься этим он способен был только до тех пор, пока сам будет на ногах!
А Старик, проводив Кокошко, вернулся за письменный стол, уселся в кресло и, подперев голову руками, задумался.
Только что он сам признал свою вину в том, что случилось с его кораблем, с вверенными ему людьми. Именно он, его просчет, его недосмотр позволили проникнуть на линкор этой… заразе! За все время операции на проклятой планете Гвендлана он самым тщательным образом следил за тем, чтобы на «Одиссей» никоим образом не попало хотя бы кванта модулированного излучения. И в самом конце, когда уже практически все было кончено, просмотрел такую возможность! Теперь за эту его оплошность будут отвечать все находящиеся на корабле люди!.. Все полторы тысячи человек!!!
Осознание этой вины, признание ее перед самим собой легло на нуль-навигатора неимоверной тяжестью! И тяжесть эта была тем более непереносима, что он понимал – исправить или хотя бы смягчить последствия этого его промаха невозможно!
С некоторым усилием ему удалось заставить себя думать о другом:
«Хорошо бы знать, как долго будет проходить этот процесс… превращения. Понятно, почему он начался в первую очередь у Вихрова – он чаще других опускался на Гвендлану, он контактировал с Homo Super и другими… мутантами, и потом, он молод, его организм, возможно, более расположен к генным изменениям, более… «гибок»! Но тогда следующими должны быть десантники, ходившие с Вихровым в разведку на эту сумасшедшую планету!.. Бабичев, Строй… Надо будет сориентировать Кокошко прежде всего именно на этих людей! Хотя, исходя из моих рассуждений, ко мне эта дрянь должна была прицепиться в самую последнюю очередь, а я тем не менее чуть ли не первым почувствовал ее симптомы! Или здесь тоже сыграл свою роль возраст?..»
Старик тяжело поднялся из кресла и сразу же ощутил толчок боли в области солнечного сплетения. Он покачал головой и, неспешно ступая, направился в спальню – надо было попробовать хоть немного отдохнуть… поспать, если удастся…
На этот раз сознание возвращалось к Игорю постепенно. Сначала в его истерзанном болью, погруженном во мрак бессознания мозгу забрезжил размытый голубовато-серый свет. Он становился все более ярким, наливался синевой, похожей на синеву ясного земного неба. Потом вдруг оказалось, что это совсем не небо, а какая-то странная пленка, которая стала вдруг медленно вспухать ленивыми белесыми пузырьками. Их было много, этих пузырьков, как на дне кастрюли, наполненной водой и поставленной на огонь. Казалось, вот-вот – и эти пузырьки начнут отрываться от поверхности пленки и возноситься… Вот только возноситься им было некуда!
Постепенно один из пузырьков в самом центре видимого пространства начал увеличиваться, становиться все больше и больше, неторопливо, но упорно проглатывая своих соседей и словно бы наполняясь их силой, их ростом. Вот он стал величиной с горошину, затем с яйцо, и вдруг Игорь понял, что сейчас он лопнет. Капитан невольно попытался прижмурить глаза, и только тогда понял, что они у него… закрыты.
«Ну, значит, мне ничего не грозит!..» – довольно подумал он, и в этот момент пузырь лопнул. Вот только лопнул он как-то странно – по его середине прозмеилась крестообразная трещинка, а потом оболочка пузыря прорвалась по этой трещине и разошлась, развернулась начетверо, наподобие цветочных лепестков.
А внутри пузыря оказалось… человеческое… мальчишеское лицо. Вихров знал этого мальчишку, видел его совсем недавно, но память отказывалась подсказать ему, где и когда. Большие грустные глаза на узком, худощавом, странно неподвижном детском лице внимательно вглядывались в лицо Игоря, в его закрытые глаза, словно пытаясь что-то понять, что-то уяснить для себя. А по сторонам от этого неподвижного внимательного лица все так же пузырилась ярко-голубая поверхность, и другие пузырьки так же начали лопаться и так же разворачивались начетверо лепестками их оболочки… Но эти пузырьки были слишком малы, чтобы внутри них можно было разобрать лица! Они только отвлекали Игоря от главного – от строгого неподвижного мальчишеского лика.
