– Мрачный.
Он не понимал, что это – черный юмор, искренние слова или первые признаки отчаяния от осознания того, как бестолково они угодили в заранее расставленную ловушку.
Теперь оба знали правду, знали так много, что им не хватало лишь крупицы истины, чтобы наступило полное понимание: что представляет собой колония Проциона, как возникли они сами и сколько шагов осталось до пропасти, откуда уже не будет возврата, по крайней мере, для людей.
Правда…
Но куда ее нести, эту правду, кому и зачем?
Исход рискованной акции казался предрешенным. Мир недобро смотрел на них сквозь компьютеризированные, снабженные проникающими сканерами прицелы автоматического оружия окруживших здание и заполонивших нижние этажи сервомеханизмов.
«Откуда на борту колониального транспорта столько оружия? – промелькнула в рассудке Ковальского пришедшая не ко времени мысль. – Ведь где-то нашлись и боевые программы для дройдов, и обучающие модули для нас…»
Мари коснулась его плеча.
Ян обернулся. Она протягивала ему ладони. На одной лежали две капсулы микроинъекторов, на второй кристаллодиск.
– Сделай инъекции и загрузи данные.
Ян молча вставил диск в специальное гнездо боевого шлема.
На проекционном забрале тут же отобразилась схема здания.
– Арсенал. Тремя этажами выше. Наше умение убивать не поможет, даже вкупе с боевыми метаболическими препаратами.
– Я знаю. – Ян один за другим вколол себе оба тюбика.
Зрение на секунду помутилось, затем начало проясняться.
Доза боевого стимулятора превышала допустимую норму в два раза.
– Мари, они ждут нас внизу. Значит, единственный путь – наверх.
Она кивнула.
– Будем двигаться быстро, чтобы в давке люди остались позади дройдов.
Мари не ответила. Слова сейчас были лишними. Оба понимали, что выбраться из здания – один шанс на миллион. Но у людей всегда есть надежда. Безумная надежда, не позволяющая опустить руки.
Ян подошел к двери.
Мари встала сбоку.
– Наш шанс – арсенал. Ты знаешь, как нужно бороться с дройдами, – раздался в коммуникаторе Яна ее голос. – Мы должны обратить их преимущества в недостатки.
– Я люблю тебя, Мари, – тихо произнес он и, уже вскидывая «Абакан», добавил: – Работаем!
Она молча рванула на себя дверное полотно.
Ян, стоявший напротив двери, выпустил в расширяющийся проем длинную очередь.
Из-под его ног, едва не ударившись о косяк, вылетела граната.
Они вжались в простенок, по разные стороны от сдвинутой по направляющим двери.
В кабинете Нагаева полыхнул оглушительный взрыв.
– Вперед! – Ян первым метнулся в дверной проем, под ноющий рикошет не нашедших цели осколков.
С десяток сервомеханизмов разметало по кабинету, некоторые еще пытались совершать конвульсивные движения, но пара одиночных выстрелов оборвала эти потуги.
Время перестало играть роль объективной величины.
Боевой метаболический стимулятор, разработанный на далекой Земле, о которой они практически ничего не знали, заставлял организм и рассудок жить в совершенно ином темпоральном потоке.
Восприятие обострилось и в то же время обрело свойство фрагментарности – мысль сосредотачивалась лишь на сиюсекундном действии или проблеме.
Дверь.
Граната. Еще одна…
Ослепительная вспышка сдвоенного взрыва. Стена коридора, нашпигованная осколками… Десять метров до лестницы.
Поворот. Одиночные выстрелы, частые, будто очередь.
Вязкое время, застывшее в красноватой дымке, застилающей взгляд.
Бешеный пульс крови. Ощущение спины Мари, мягкие толчки отдачи от работы ее автомата.
Горячие катышки гильз под ногами.
Дверь на аварийную лестницу распахнута.
Пролетом ниже движется масса сервомеханизмов, но в узости пожарного выхода их количество играет на руку людям. Большинство дройдов не может вести огонь, а под ноги передовым уже летят две гранаты.
Как быстро пустеют подсумки разгрузки…
Бешеное дыхание рвет легкие.
Вверх. Только вверх, прикрывая спину Мари…
Жесткий удар взрывной волны, выбитая дверь на этаж, очередь туда, не глядя, и вверх, вверх.
Ради чего жить, Ян?
К чему этот безумный прорыв, который ведет их в тупик, ведь с крыши здания нет выхода?
Следующая дверь.
– Ян, открывай! Я удержу их!
Пули высекают искры, рикошетя от металлических перил аварийной лестницы, смерть, оскалясь, сорвалась с цепи, она везде, в каждом движении, в каждом вдохе… и вдруг едва уловимое из-за веса экипировки ощущение ее спины…
Мягкие, почти вкрадчивые толчки отдачи, пульс иной, нереальной жизни, где только он и она…
Ян понял, кому нужна была правда.
Им самим. И надежда – лишь повод не сдаваться, потому что последнее движение окровавленных пальцев, когда они сплетутся вместе, отдавая друг другу тепло отлетающих душ, было неотвратимо…
Он лишь на миг увидел, почувствовал это, будто заглянул в будущее на несколько минут… или секунд?.. но жестокая ритмика боя отсекла мысль, оборвала краткое видение – дверь под неистовым напором слетела с фиксаторов, и в образовавшийся проем ударила короткая очередь.
Оттуда.
Пули ударили в грудь, Яна сбило с ног, отшвырнуло на перила лестницы, и он бы сорвался, не окажись рядом Мари.
Она успела бросить автомат, одной рукой не давая сорваться Яну в бездонный колодец, образованный лестничными маршами, а другой, выхватив «АПС», всадила две пули в грудь человекоподобной машины.
– ЯН!!! – Ее крик слился с грохотом рухнувшего на пол андроида и звонким лаем бьющих снизу автоматных очередей.
Он прохрипел что-то нечленораздельное, отнял ладонь от груди, с удивлением посмотрел на кровь, выступившую сквозь отверстия в бронежилете, и, будто ничего не случилось, резко произнес:
– Мари, отпусти! Я в порядке! Сам!
Она не сразу разжала пальцы – лишь когда ноги Яна коснулись пола, Мари подхватила свой автомат и, не размениваясь по мелочам, одну за другой отправила три последние гранаты в массу сервомеханизмов, успевших подобраться на критическое расстояние – теперь они отставали от людей всего на два пролета гулкой металлической лестницы…
– Еще!
Внизу тяжко ударили взрывы, упругая волна смешанного с осколками горячего воздуха рванула вверх, что-то надламывалось в конструкциях, оседая с протяжным скрежетом.
Ян насильно втолкнул ее на этаж, а сам, задержавшись на пару секунд, разглядел сквозь вихрящиеся клочья дыма оторвавшийся от стены лестничный марш, по которому карабкались сервомеханизмы.
Гранат у него не осталось, но пролет держался всего на двух креплениях.
Он даже не ощущал, что ранен, – возбуждение боя перекрывало все иные чувства.
