по себе океаны нас не волновали: они либо замерзнут, либо испарятся, чтобы затем выпасть в виде дождя или снега, только и всего. Но они представляли собой неисчерпаемый резервуар жизни, и эта жизнь была для нас бесценным сокровищем, которое мы хотели попытаться спасти. Очевидным выходом было сооружение подземных водоемов. Но мы столкнулись с серьезными экологическими проблемами, равномерным распределением видов. В конечном счете мы так и не нашли оптимального решения, и какие именно виды следовало спасти любой ценой – определила команда биологов.
Наконец-то я смог отправиться в инспекционный полет для осмотра геокосмосов. Начал я с Южного полюса. По правде сказать, я и так был в курсе того, как проходят работы, благодаря поступавшим каждую неделю докладам, а также телевидению и многочисленным беседам, которые проводил в Хури-Хольдэ с Ренией и другими техническими работниками. Но мне хотелось собственными глазами увидеть эту гигантскую площадку, поэтому я взял свой космолет, постоянно находившийся в моем распоряжении и стоявший на платформе рядом с «фонарем».
Вылетел я один. Я не пилотировал космолет со дня возвращения с Меркурия и потому сел за пульт управления с удовольствием. Проверив регулировку – аппараты, не использовавшиеся на протяжении долгого времени, имели склонность разлаживаться, и, хотя мой поддерживали в хорошем состоянии, я предпочитал не рисковать, – я быстро поднялся на высоту в тридцать тысяч метров.
На этой высоте я мог не опасаться, что столкнусь с грузовым космолетом, а межпланетные корабли следовали по строго определенным маршрутам, ни один из которых не пересекался с моим. В общем, я смог немного ускориться и в среднем летел на скорости десять тысяч километров в час. Пролетая над заповедниками Центральной Африки, я решил на пару минут задержаться и спикировал вниз, чтобы полюбоваться дикими животными. Нам удалось сохранить все виды, которые упорно выживали после тех или иных катаклизмов, а также безжалостных отстрелов ваших охотников, – в том числе слонов и хищников.
Примерно в тысяче километров от места назначения мне пришлось сбросить скорость. Небо было забито тяжелыми транспортными кораблями, доставлявшими материал на стройку. Когда я приземлился, стояла чудесная погода, сияло Солнце, и ледниковая шапка ослепительно сверкала в его лучах. Из котлована диаметром около двухсот километров удалили лед, и почва Антарктиды впервые за миллионы лет предстала глазам человека. По периферии котлована располагались рабочие лагеря, небольшие дома из изолекса.
Я спустился прямо к первому лагерю, где рассчитывал найти Рению и главного инженера Дилка.
Несколько часов я уделил инженерам, затем вместе с Ренией облетел на небольшой высоте всю стройку. Самая тяжелая работа была уже сделана, и Рения, занимавшаяся ею с первого дня, по праву гордилась этим. Теперь лед поддерживали стены из прозрачного резилита, более чем пятидесятиметровой толщины, но в первые недели происходили несчастные случаи. Как-то ночью миллионы кубических метров льда сошли в шахту, уничтожив два лагеря и убив более шести тысяч человек. Когда вся эта глыба устремилась к само́й оси, одному молодому инженеру, Мору, пришла в голову мысль – сосредоточить на пути прохождения льда все радиаторы, которые поддерживали в шахте температуру в двадцать градусов. За несколько секунд он разрядил всю солнечную теплоту, собравшуюся в радиаторах за долгие экваториальные месяцы. Эффект оказался просто невероятным: лед испарился, почти не успев перейти в жидкое состояние. Расплата пришла в виде установившихся на две недели туманов и проливных дождей, затопивших стройку, несмотря на помпы и вспомогательные радиаторы.
Как я сказал, ось геокосмоса была уже поставлена. Она уходила под землю на двенадцать километров. Грунт из котлована был извлечен весьма элегантным способом: начиная с верхушки ледниковой шапки были пробиты во льду широченные пандусы, и земля, насыпаемая в огромные сани, сползала снаружи вниз, иногда до самого моря, от собственного веса.
В отличие от северных геокосмосов, которые должны были быть неподвижными, но с импульсным действием, варьирующимся в зависимости от вращения Земли, геокосмос, установленный на Южном полюсе, один-единственный, должен был крутиться на своей оси. Энергию, необходимую для его функционирования, предстояло подавать мощной атомной станции, рядом с которой мы собирались постоянно держать обслуживающий персонал – тысячу двести человек.
Если с механикой все обстояло более или менее нормально, то к монтажу гигантского геокосмомагнетического двигателя, который должен был придать скорость звездолету «Земля», едва приступили. Первые части лишь начали выходить с заводов, и сборка должна была занять еще несколько лет. Затем, как предполагалось, последует критический период испытаний. И наконец, когда все будет готово, человечество спрячется в свои подземные города, и начнется великий путь. Мы переместим нашу планету далеко за орбиту Плутона, а после взрыва вернемся на подходящие орбиты возле Солнца. В тот момент мы не думали ни о чем другом, хотя у меня уже зарождались сомнения.
Я рассчитывал провести на Южном полюсе лишь несколько часов, но в итоге пробыл там два дня. В Хури-Хольдэ вполне могли обойтись без меня, и я не был прочь побыть в обществе Рении, а также ненадолго погрузиться в работу, которая не была бы чисто административной. Я взял Рению в проводники, и мы объехали всю стройку в небольшой машине. То был настоящий муравейник, но муравейник, оснащенный средствами, о которых вы не можете даже и мечтать. Тяжелейшие детали, выхваченные из антигравитационных полей, казалось, сами по себе летали над головами, мягко приземлялись в нужное место, управляемые человеком с вершины металлической башни – ни дать ни взять мальчик с пальчик. Затем молекулярные сварочные машины вытягивали свои длинные руки, и блок намертво приставал к конструкции.
Эти два дня мы с Ренией жили жизнью обычных строителей, рабочих и инженеров. Рискую вас разочаровать, но атмосфера на стройках нашего и вашего времени почти одинакова. Сами здания, домики строителей, столовые и так далее, могли бы показаться чрезвычайно роскошными нынешнему директору предприятия, а для рабочих были бы недостижимой мечтой, но, как и сегодня, среди нас были люди спокойные и вспыльчивые, энтузиасты труда и откровенные лодыри, сторонники и противники профсоюзов, вечно недовольные. Закон Алькитта не применялся с незапамятных времен, так что многие текны или триллы внезапно получали на руки проездное свидетельство и отправлялись за тысячи километров от своих семей.
Но в тот момент люди лишь проявляли недовольство из-за расстройства привычного ритма жизни, мятежа не было.
Я с сожалением покинул Южный полюс, направил свой космолет на север и приземлился в Гренландии, на северном побережье, где строился третий геокосмос – гораздо меньшего размера, чем его южный собрат. Он был уже почти готов.
Нужно было смонтировать десять таких же вдоль Северного полярного круга. Вернувшись в Хури-Хольдэ, я погрузился в повседневную рутину.
